Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы

О'Райли Кэйтлин

Я подношу бокал к губам и вдруг вижу, что в нем плавает посторонний предмет. Это Мегс — а что еще прикажете думать? Мегс лежит на дне (утонула в мартини, значит).

Я чуть не роняю бокал. Через минуту я осмеливаюсь снова в него заглянуть, и что же? Меган все еще там, только теперь не одна, а с каким-то типом. Вот черт. Приходится признать: мое заклинание не подействовало. С людьми всегда так: сплошной геморрой, никогда не знаешь, чем дело кончится.

Люси смеется.

Не нравится мне ее смех. Может, это одна из граней дьявольского чувства юмора? Я

заглядываю Люси в глаза. Глаза у нее серьезные. Очень серьезные.

Блин.

А ведь я считала себя Всемогущей Ви, достигшей третьего уровня. Я ошибалась. Хуже того: Люси наверняка с самого начала знала, что я намерена предпринять. Мне нравится считать себя непредсказуемой, неуловимой, изменчивой, как ветер. А на самом деле я просто подопытная крыса, которая легко ведется на сыр. Что плохо для имиджа. Кстати, об имидже: Люси его сменила. Сегодня она — само Зло. Господи, почему я ее недооценивала? Ведь я знала, что она дьявол. Мне хочется симпатизировать Люси — она такая сильная и стильная. Но иметь с ней дело — все равно что держать в доме кобру. А если вы к тому же являетесь подопытной крысой (каковой я всю дорогу являлась), с коброй шутки плохи. Сначала она усыпит вашу бдительность, а потом…

С минуту Люси меня не трогает — видимо, хочет, чтобы я как следует поразмыслила над своим поведением. Затем поднимает бокал. Сейчас скажет тост за что-нибудь дьявольское. Так и есть:

— Она — твой шанс, Ви. Еще одна душа в твой послужной список. Ты должна гордиться тем, что сделала.

Люси со смаком проливает йод на кровоточащую рану.

— Мне кажется, Люси, Меган не подходит для Программы.

Меня гложут остатки совести. Сегодня я предала Мегс. Я должна была вынудить ее остаться дома и расхлебывать кашу одна.

— Ви, не надо заниматься самобичеванием. Подожди, пока Меган родит. Вот увидишь, она будет счастлива.

Опять она о ребенке. Ночной кошмар о дьявольском отродье возвращается.

— Люси, могу я задать тебе вопрос личного свойства?

— Конечно.

— Я хочу спросить о ребенке. Скажи, ты даришь Меган ребенка, потому что ты добрая? Ну, то есть… конечно, ты дьявол, но все-таки ты добрый, душевный дьявол, хотя и дьявол… Короче: какие у тебя планы относительно ребенка Меган?

— О, это не просто планы. Я мечтаю о дочери. А Меган мне ее выносит и родит.

Я залпом приканчиваю мартини, но даже алкоголь не в силах мне помочь.

— А тебе не кажется, что, даже если ты будешь контролировать всю беременность Меган, результаты все равно могут не соответствовать твоим ожиданиям?

— Подожди, сама увидишь. У меня все как на ладони. Я знаю, Ви, что ты собираешься делать. Я знаю, что собирается делать Меган. Все предопределено.

Имейте в виду: я не такая дура, чтобы повестись на разговоры о предопределенности. Если бы чертова предопределенность действительно имела место, я бы до сих пор прозябала в Ньюарке. Я же сижу в баре (с дьяволом, между прочим), на меня пялятся не последние люди в Нью-Йорке, и все они, прошу заметить, спят и видят, как бы оказаться в моей шкуре. При взгляде на Люси

я понимаю, что положение мое стало еще чуть более шатким. Пожалуй, не буду с ней спорить.

К несчастью, Люси читает мои мысли.

— Ви, ты не можешь вмешаться. Люди будут делать то, что будут делать. Я вижу будущее каждого, твое в том числе.

— Какая же я дура! — говорю я, потому что это звучит куда вежливее, чем «Да пошла ты!».

Господи, разве можно быть такой наивной!

— А знаешь ли ты, Ви, что я с тобой сделаю?

Глаза у Люси добрые-добрые. Нет чтобы глаза ее горели красным огнем или лапы были бы перепончатые! Впрочем, я уже обожглась, и ласковым взглядом меня в заблуждение не ввести. Ясно как день: проделка с Меган не сойдет с рук Зарвавшейся Ви, Я хватаюсь за задницу.

— Ты снова напустишь на меня целлюлит? Действуй. Я это переживу, — говорю я.

А сама думаю: «Только бы она не лишила меня волшебной силы! А то как же я помогу Мегс? И потом, я так привыкла к роскошной жизни!»

Люси только улыбается, глаза у нее по-прежнему добрые.

— Не волнуйся, целлюлит тебе не грозит. Погоди немного.

Значит, она готовит сюрприз. Ненавижу сюрпризы. Всегда ненавидела и всегда буду ненавидеть.

Люси смеется зловещим смехом и гордо удаляется. На ней туфли «Маноло Бланик», последний писк.

Проклятье!

Дома я застаю мамулю — она уже прилетела. Что ж, пора привыкать к геенне огненной.

— Как ты вошла?

Это вместо приветствия.

— Когда охранник отказался меня впустить, я устроила сцену швейцару, а когда и это не помогло, изобразила сердечный приступ. Швейцар сразу вспомнил, что я действительно твоя мать.

У меня поднимается давление, в висках стучит.

— А что ты делаешь здесь? — спрашиваю я, и тут меня осеняет: это и есть сюрприз Люси.

Ну зачем она так изощрялась? Нет чтобы просто напустить чуму или наводнение, в крайнем случае, устроить конец света? Впрочем, за последним дело не станет (я смотрела достаточно фильмов вроде «Омена»), но сейчас волноваться следует о другом. Мамуля приехала.

— Я буду жить у тебя.

Чем дальше, тем страшней.

— Не будешь.

— Буду.

Я иду в спальню и переодеваюсь в пижаму. Потом возвращаюсь в гостиную: мамуля, что бы вы думали, все еще там.

— Можешь остаться на ночь. Я слишком устала, чтобы с тобой пререкаться.

— Если бы не шлялась неизвестно где до четырех утра, уставала бы меньше. А то скоро от тебя кожа да кости останутся, впору саму на сумки пускать.

Я делаю взмах рукой.

Мамуля тут же затыкается.

Уф. Получилось. Магия действует даже на мамулю.

Я тут же стряпаю заклинание.

Хватит, мамуля, болтать за двоих, Укороти свой змеиный язык.

Но мамуля только щурится.

— Скажи швейцару, чтоб принес мои чемоданы, а то меня он не слушается. Вот хам. Тебе нужно подыскать дом получше.