Как продать душу: Краткое руководство для светской львицы
Шрифт:
Несколько секунд мы не в силах оторваться друг от друга. Мир замирает. Время останавливается, и я не хочу, чтобы оно снова затикало. Но разве меня кто слушает? В глазах Натаниэля сожаление о содеянном, причем первое мне видеть больнее, чем было чувствовать второе. Я дарю его прибалдевшей улыбкой и нежно кусаю за губу.
— Мне никогда не было так хорошо, — мурлычу я, стараясь представить, что все случившееся — дело давно минувшее.
— Ви, мы ведь больше не будем ссориться?
— Не будем, — отвечаю я.
Это
Глаза у Натаниэля становятся темными и глубокими — он явно хочет еще, а это гораздо лучше разговоров. Он целует меня — медленно, нежно, ласково. Я паникую. Нежность мне не нужна. Я прижимаюсь к Натаниэлю, руками пытаюсь добраться до причиндалов. Но он со смехом заводит руки мне за спину и продолжает поцелуйство. О французском поцелуе ходят легенды: якобы он способен украсть у женщины душу. Сегодня я готова поверить во что угодно.
Мы начинаем на леопардовом диване, где язык Натаниэля трудится над моими сосками. Руки у него сильные и жесткие — я знала, что они именно такие. Он хочет искупить вину за сцену в прихожей, хотя и зря — я благодарна Натаниэлю за эту встряску. Еще одно идеологическое различие.
Натаниэль владеет языком, ничего не скажешь: каждый дюйм моего тела отзывается на беззвучный шепот то ознобом, то горячкой. Заметив, что я дрожу, Натаниэль переходит к обработке шеи, слегка покусывает ее, играет языком в ямке между ключиц. Бедра мои напрягаются, пульс скачет как бешеный.
Затем он шепчет мне в ухо предложения, одно другого непристойнее. Так как я плохая девочка, ничего принципиально нового Натаниэль мне предложить не может, но почему-то его голос вызывает зуд под кожей и дрожь внизу живота. Кончики его пальцев скользят и дразнят, дразнят и скользят.
Я извиваюсь под ним, грубая ткань его рубашки раздражает соски. О господи. Что он делает!
Его пальцы оказываются у меня между ног. И так как я по природе шлюха, я ноги раздвигаю, даже не думая сопротивляться. Пальцы порхают с одной дольки на другую, я постанываю, потолок кренится. Натаниэль целует меня взасос. Его язык затевает ту же игру у меня во рту, что его палец — у меня между ног. Кровь стучит в висках с такой силой, что я боюсь, как бы голова не взорвалась. Я приподнимаю бедра и трусь об Натаниэля.
И что вы думаете, он отвечает на мой призыв? Черта с два! Этот извращенец использует палец, а не то, что я просила. Он находит клитор и принимается делать вращательные движения.
— Пожалуйста, — просит Ви, которая и слова такие успела забыть.
— Ну уж нет, — отвечает Натаниэль, который не привык слушать.
Вращательные движения сводят меня с ума, оргазм на подходе, и в тот самый момент, когда я готова заорать от наслаждения, Натаниэль останавливается.
— Что ты делаешь? — стонет Ви.
Натаниэль не отвечает,
Клянусь, я умерла. Чтоб мне провалиться. Я начинаю выкрикивать что-то несусветное, причем с каждым мазком все громче, и наконец выдаю бурный оргазм.
Требуется некоторое время, чтобы Земля и Ви снова оказались на одной орбите. И когда это происходит, я ловлю взгляд Натаниэля.
И он (взгляд) меня пугает. Натаниэль хочет заглянуть в глубину Ви, где рассчитывает увидеть обнаженные сердце и душу, которые только и ждут, чтобы он их взял. Сердце, по крайней мере, он может забирать. И ему это известно.
Я прошу, чтобы он разделся. Мне нравится его загорелое мускулистое тело в шрамах, меня возбуждает мысль о перенесенной им боли. Я любуюсь моим воином, но он нетерпелив и не желает терять время. Мы снова на диване, и Натаниэль любит меня.
С самого начала мне внушали все кому не лень, что секс на седьмом уровне стоит потерянного рая, но теперь я уверена: это не так. Ночью Натаниэль несколько раз просыпается, прижимает меня к себе и гладит по голове. И зачем мне после этого седьмой уровень? Больше никаких «что могло бы быть, если бы». Уже было.
На следующее утро Натаниэль просыпается от первых солнечных лучей и, сонно улыбаясь, произносит:
— Доброе утро.
— Доброе утро, — отвечаю я, прихлебывая кофе.
— А почему ты одетая?
— Потому что отпуск не у всех — кое-кому нужно на работу.
Натаниэль встает с постели. Он такой сильный, такой мужественный, так хорошо сложен, что целую секунду я уверена: возможно все.
— Тогда давай вместе пообедаем.
Но секунда проходит.
— Нам нужно кое с чем разобраться. — Я усаживаюсь на кровать. — Натаниэль, я понимаю, что ночью в порыве страсти мы наговорили друг другу много лишнего. Я не собираюсь ловить тебя на слове. В смысле, ты ведь уезжаешь? Завтра, если не ошибаюсь?
— Через месяц, — цедит Натаниэль.
— Все равно скоро. Зачем нам сложности?
Он смотрит с презрением. Знаю, знаю, Натаниэль всегда был обо мне невысокого мнения, но теперь нужно его в этом мнении укрепить. Прошлая ночь неповторима. И вообще, я привыкла скользить по жизни.
Повисает долгая неловкая пауза, во время которой Натаниэль переваривает суровую правду. Наконец он произносит:
— Ви, единственная для тебя сложность — это сдать постельное в прачечную.
Он встает и одевается. Я отворачиваюсь — не могу на это смотреть. Одевшись, Натаниэль треплет меня по волосам.
— Пока, крошка, — бормочет он, и голос у него хриплый от нежности.
Однако Натаниэль не собирается распускать нюни. Боже, не дай ему все испортить. Но Бог не слушает, потому что Натаниэль подмигивает и бодро выдает: