Как работает йога. Исцеление и самоисцеление с помощью йога-сутры
Шрифт:
— Нет! — снова выдохнула я, глядя ему в глаза, и его гнев обратился на меня.
— Молчать!
— Нет, не буду, — прошептала я. — Вы мой ученик, и я вам говорю: положите дубинку.
Лицо коменданта побелело от бешенства.
— Главный здесь я, понятно?
Я покачала головой.
— Вспомните йогу. Вспомните, что заставляет вас видеть его таким.
— Я всё вижу сам! И видел достаточно! — заревел он, занося дубинку для удара. Я рванулась вперёд, прикрыв пристава своим телом, как родное дитя, и ощутив под собой тёплую дрожащую плоть. В ноздри ударил запах перегара.
— Вон!
— Вспомните наши уроки! — крикнула я.
— Нет, это ты запомни! — Дубинка ударила в пол рядом со мной.
Комендант всхлипнул и набрал в грудь воздуха… — БУДЬ ПРОКЛЯТА! — Дубинка опустилась на мою спину… — ТВОЯ! — Опустилась снова… — ЙОГА! — Опустилась в третий раз.
Мои глаза заволокла пелена боли, но я слышала, как, отбросив своё оружие, он с рыданиями выбежал на улицу. Я прислушалась к тёплому биению жизни в дрожащем теле, на котором лежала, ощутила горячую кровь, вновь заливающую израненную спину, и позволила себе расслабиться среди этого тепла. Через некоторое время пристав зашевелился. Он осторожно выбрался из-под меня, подполз на коленях к двери и уже снаружи обернулся, прижавшись к бамбуковым прутьям и вглядываясь сквозь них, словно сам был в тюремной камере, а я снаружи.
Я закрыла глаза и вернулась к книге Мастера, к тому месту, на котором остановилась ночью:
Воистину,
Вся наша жизнь
Есть страдание.
Глава 22. Сосуд
Весь тот день я пролежала на животе в своей камере. Меня страшно мучила жажда. Наконец пришёл караульный, помог мне приподнять голову и дал напиться. Глаза у него были заплаканные, и он был один. Я заснула и проснулась лишь поздно вечером, услышав шаги, вернее, почувствовав их щекой, прижатой к полу. Послышался голос, это был пристав, но я была в таком состоянии, что уже ничего не боялась.
— Девочка, ты… не бойся меня.
Я попыталась взглянуть на него, но не смогла, увидев лишь глиняный кувшинчик и блюдце, которые он поставил на пол.
— Не шевелись, я всё сделаю, — продолжал он, бережно приподнимая мои волосы и отделяя их от засохшей массы крови и гноя, покрывавшей спину. Потом я почувствовала, как его пальцы отделяют от воспалённой кожи обрывки платья. — Сейчас будет больно, приготовься. Ничего не поделаешь, это нужно… Я умею… — сбивчиво проговорил он, — я знаю, как надо… как лечить, — и стал поливать мне спину остро пахнущей жидкостью.
Это была тростниковая водка, которая обжигала как огонь, но у меня не было сил даже кричать. Затем пристав взял блюдце и стал медленно накладывать на мои рубцы что-то холодное, такое холодное, как лёд на вершинах моих родных гор, распространявшее аромат сандалового дерева и свежего масла. Закончив, он прикрыл мне спину куском чистой белой ткани, встал и снова взял в руки кувшин. Вскоре я услышала бульканье — он выливал остатки водки в дырку в стене, служившую отхожим местом.
Потом его шаги стали удаляться. Я спокойно
Комендант снова появился лишь на третий день. Первым делом он заглянул ко мне в камеру, где я сидела на полу, и спросил, достаточно ли я поправилась, чтобы дойти до кабинета и поговорить. Я молча кивнула.
Он сел за стол, я устроилась напротив, с трудом выпрямив спину.
Сделав вид, что не заметил, комендант начал. — Ну что ж, я ещё немного поразмышлял о тех идеях, и… — он осёкся, встретившись со мной взглядом.
— Вы думаете, господин комендант, что мы сможем так вот просто всё забыть и двинуться дальше?
Его лицо налилось краской, он потупился. Наступила неловкая пауза.
— Да, конечно… Я очень сожалею, что… что ударил тебя.
Через некоторое время наши глаза снова встретились, и я отвернулась к окну.
— Дело не в том, что вы меня ударили, — медленно проговорила я, собираясь с мыслями. — Главное не это… — и снова замолчала. — Дело не в вашей ошибке. Их делает каждый ученик, на то он и ученик. В противном случае и учитель бы не понадобился. Так что ошибки, подобные вашей, в порядке вещей, и настоящий учитель относится к ним спокойно. Нет, дело в другом… — Я задумалась, потом внезапно поняла. — Это то, о чём говорит Мастер в своей «Краткой книге»:
Другой способ —
Это попросить Мастера
О благословении.
— Другой способ… для чего? — поднял брови комендант.
— Другой способ достичь высших целей йоги: как раз перед этими строками Мастер Патанджали перечисляет некоторые способы достичь истинного счастья и физического совершенства. А потом вдруг он говорит: «Вы можете добиться того же самого, всего лишь попросив Мастера о благословении».
— Я думал, что Мастер — это он, — удивился комендант, — разве существует какой-то другой?
— Он говорит о том Мастере, который есть у каждого ученика: о его собственном учителе.
Я почувствовала, что в очередной раз задела гордость коменданта, а гордости ему было не занимать. Таковы, наверное, все способные ученики, и задача учителя в том, чтобы вытащить их гордость наружу, обработать хорошенько с помощью своей особенной дубинки и вложить обратно в сердце уже в виде здоровой уверенности. Этим мне и предстояло заняться.
Брови коменданта вновь поползли кверху.
— Ну, не знаю… — начал он, — не думаю, что мог бы называть тебя Мастером, ведь ты же ещё почти девочка.
— Нет, конечно, я не Мастер, — спокойно кивнула я, стараясь сдержать вспыхнувшие эмоции. Он удовлетворённо кивнул в ответ. — Но я… я ваш учитель.
Он подозрительно прищурился, ожидая подвоха. Действовать следовало осторожно.
— Ты меня учишь немного, это верно, — сухо признал он. — Но только потому, что я сам попросил тебя и сам организовал эти… эти, скажем так, встречи.
Я с трудом заставила себя улыбнуться. Он даже не назвал их занятиями.
— Выходит… то есть, вы хотите сказать, что на самом деле главный здесь вы, потому что вы сами решили заниматься, а меня просто использовали для занятий, фактически наняли, так что я просто… в каком-то смысле, я ваша служанка, а вовсе не учитель.