Как родных сыновей

Авдей Андрей

Как по команде, бойцы подняли головы: обессиленное солнце, замотавшись в красную мантию, торопилось спрятаться за горизонтом, чтобы не видеть изуродованную землю, разорванные в клочья пушки и неподвижные холмики вокруг них.

– Дожили до заката, – повторил сержант.

– Нет! – великан обернулся и, глядя на счастливых истребителей, яростно ударил ногой по пятящемуся танку, который тут же огрызнулся в ответ неприцельным выстрелом.

– Вот теперь всё, – чудовище довольно рыкнуло и скрылось вдали.

А вокруг

искорёженной пушки неподвижно лежал самый везучий орудийный расчёт.

***

«С неба звездочка упала, ты желанье загадала, ты у неба попросила, чтоб живым вернулся милый».

Где-то бегали санитары, раздавались команды, натужно гудели полуторки и грохотали танки. Где-то кипела жизнь. Николай этого уже не видел, перед его глазами сияло красное солнце, два солнца, три, четыре. Затем их скрыла белая мгла, и боль отступила. На душе стало легко и свободно, хотелось петь, кричать, а потом взлететь высоко-высоко, чтобы…

***

– Ты куда собрался?

Чьи-то руки легли на погоны и мягко, но сильно удержали сержанта.

– Летавица, – улыбнулся Николай.

– Пришла, как и обещала, – девушка рассмеялась, – вижу, успела. Что ж ты, женишок, сбегаешь? Замуж позвал, а сам.

– Так судьба распорядилась, – сержант пробовал освободиться, но тонкие руки держали крепко, – не я решал, а…

– Я, – перебила девушка, – решу. Не забывай меня, Коленька, прощай.

Николай хотел что-то ответить, но Летавица неожиданно сильно толкнула сержанта вниз. Перед тем, как рухнуть на землю, он увидел мелькнувшие перед глазами ярко-красные сапоги.

***

– Вот они, – женщина открыла коробку и бережно достала обувь, – когда мне исполнилось четыре, папа подарил на день рождения. Он хотел, чтобы у меня были красные сапожки.

– Удивительная история, – журналист отложил ручку, с удовлетворением посмотрев на исписанные страницы, а затем взял в руки фото. – Это он?

– Да. После госпиталя вернулся домой, женился. Мама рассказывала, он безумно мечтал о дочери.

– Значит, вы были любимицей, – журналист аккуратно положил фотографию, – и, как часто случается, отец называл вас как-то особенно, я прав?

Женщина улыбнулась:

– Для папы я всегда была Летавицей.

Мать

Отче наш, иже еси на небесех!

Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое,

Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли…

Пожилая женщина стояла на коленях перед иконой

Яко Твое есть и Царство, и сила, и слава,

Отца и Сына, и Святаго Духа

И ныне, и присно, и во веки веков.

Аминь!

Дрожащей рукой она перекрестилась и прошептала:

– Господи, молю тебя, спаси и сохрани сына моего, не дай сгинуть кровиночке, один он остался, прикрой его от пуль вражеских, сбереги его головушку, не оставь его в милости Своей.

По

морщинистым щекам потекли робкие слёзы. Рядом с иконой стояло фото: мужчина обнимал двоих парней, они улыбались. Женщина медленно встала и провела рукой по стеклу рамки:

– Мои вы золотые…

– Не помешаю? – дверь без стука открылась.

На мгновение женщине показалось, что по иконе мелькнула чёрная тень. Оглянувшись, хозяйка дома увидела молодого стройного офицера. Форма была выглажена идеально, сапоги начищены до зеркального блеска, а череп с костями на фуражке и серебряные молнии в петлицах сияли в солнечных лучах так, что было больно глазам.

– Не помешаю? – повторил он.

– Входите, – женщина со страхом посмотрела на незваного гостя, – присаживайтесь.

– Спасибо, фрау, – немец со стуком отодвинул стул, – ваша семья? – он кивнул на фото.

– Да, муж и сыновья.

– Воюют? – офицер усмехнулся.

– Один воюет, – она смахнула набежавшую слезу, – двое уже отвоевались. Мужа убили на Халхин Голе, а старший в финскую погиб.

– А младший сын убежал на фронт ещё в июне 41, – добавил гость.

– Откуда вы знаете? – ноги задрожали, и она осторожно присела на краешек стула. – Он у вас?

– Вы очень догадливы, именно по этому поводу я и решил нанести этот визит. Не возражаете, если закурю?

– Курите, курите, как он, жив, что с ним? – слезы капали на скатерть, оставляя мокрые тёмные пятна. Солнечный лучик метнулся сквозь окно и, словно стараясь утешить, замер на лице женщины.

– Жив, – офицер с наслаждением затянулся, – пока жив. Вы знаете, он очень хороший разведчик, только благодаря чистой случайности мы сумели его обнаружить.

– Что вы с ним сделаете? – тихо шепнула мать.

– Думаю, расстреляем, очень почётная смерть для воина, согласитесь? – кольца дыма сплелись над фуражкой в замысловатую фигуру, чем-то напоминающую череп. – Обычно мы вешаем, но в данном случае сделаем исключение: это заслуженная оценка его храбрости, расчётливости и мужества.

Женщина со стоном стянула платок с головы, седые волосы рассыпались по плечам:

– Сыночек мой….

– Фрау, не стоит так убиваться, – офицер подошёл и ободряюще похлопал мать по плечу. – Каждый солдат, идя в бой, знает, что, возможно, он будет последним. Война – это случай.

– Кровинушка ты моя ненаглядная…

– Понимаю ваше горе и сочувствую, но я пришёл не за этим, – гость присел на стул и закурил новую сигарету. – Я хочу предложить сделку: вы можете увидеть своего сына живым, если…

– Если – что? – сквозь слёзы она с надеждой посмотрела на офицера.

– Стоя за дверью, я услышал, как вы просили помощи, у кого?

– У Бога.

– И он вам ответил? – губы скривились в презрительной усмешке. – Утешил, успокоил, помог, обнадёжил, что он сделал?