Как сказать…
Шрифт:
– Конфету, – мычит с набитым ртом Алла Викториновна.
– А не делишься чего? – возмущается внучка.
– А ты ела сегодня конфету? – интересуется Алла Викториновна и торопится откусить кусочек побольше.
– Ела, – честно признается Аглая.
– А я – нет, – изрекает Алла Викториновна и заталкивает остаток конфеты в рот.
– Ну ты даешь, мам, – презрительно тянет младшая и переглядывается с сестрой.
– От каждого – по способностям, каждому – по потребностям, – напоминает хорошо известный лозунг Алла Викториновна, а
– Можно подумать, мы не работаем, – язвит старшая дочь.
– Работаете, – соглашается Алла Викториновна. – Но не за сладкое же?!
– А ты что, баба, за сладкое? – догадывается Аглая.
– Нет, – отрицает Алла Викториновна. – За вознаграждение.
– Это за какое такое вознаграждение?! – выстраиваются во фрунт дочери и внучка. – За конфетку?!
– Нет, – стоит на своем Алла Викториновна. – Вы, может, и за конфетку. А я – за вознаграждение.
– Какая разница? – гневается младшая дочь.
– Большая, – строго говорит Алла Викториновна. – За конфетку работают собачки в цирке. А дрессировщик – за вознаграждение.
– Ну и каких собачек ты сегодня дрессировала?
– Каких собачек? – открывает рот Алла Викториновна. – Сегодня сплошные лабораторные.
– Это у кого сегодня сплошные лабораторные? – На кухне появляется муж – большой поэт современности.
– У меня, – подтверждает Алла Викториновна.
– Целый день в колледже? – интересуется большой поэт незначительными мелочами.
– В цирке! – выкрикивает Аглая и прыгает на одной ножке.
– В каком цирке? – не понимает большой поэт и с надеждой смотрит на дочерей. – Не понял.
– Чего ты не понял? – агрессивно наскакивает младшая дочь. – На арене цирка – Алла Викториновна Реплянко, великий педагог и жмотина.
– Чего это я жмотина? – не выдерживает Алла Викторовна.
– Того это. Конфету схрумкала и даже с ребенком не поделилась.
– А кто сказал, что все лучшее – детям?! – отшучивается Алла Викториновна.
– А кто сказал, что все лучшее – старикам? – парирует дочь и в сердцах хлопает дверью.
Алла Викториновна вздрагивает и беспомощно смотрит на своего мужа. Большой поэт – на нее. Между ними, это знают все, – большая любовь, о которой сама Реплянко говорит так: «Понимаю, что это аномалия. Но что делать?! Полное совпадение феромонов!»
Такое объяснение раздражает близких подруг Аллы Викториновны и явно возбуждает случайных слушателей. «Поклонники и поклонницы» влюбленной Реплянко четко разделяются на два лагеря. Одни – за любовь к большому поэту. Другие – против.
Те, кто «за», пребывают в полном обаянии от красивой истории об исключительной любви большого поэта, придуманной Аллой Викториновной. У этой истории простой сюжет: в завязке – мимолетный взор, феромоновый взрыв и безумная страсть. В развитии действия – борьба за выживание и за сохранение таланта большого поэта путем
Близкие подруги были иного мнения об истории взаимоотношений Аллы Викториновны и большого поэта. До наступления пенсионного возраста они Аллу иначе как «сумасшедшей дурой» между собой и не называли, периодически предоставляя этой чокнутой с двумя детьми угол на два-три дня, пока к поэту не вернется вдохновение, сменяющееся раскаянием. После первого инсульта большого художника подруги стали помягче и слово «дура» поменяли на слово «бедолага». Второй инсульт примирил всех, и у некрасивой истории любви нарисовался красивый финал: «Красивая вы все-таки пара! Ты, Аллочка, и он – художник слова, помятый жизнью и выброшенный «с корабля современности». Услышав это, Алла Викториновна расцветала, как майская роза, и продолжала любить жизнь еще больше, а дома бывать все реже.
– Алла Викториновна, идите домой, – раздраженно просила вахтерша, совершавшая обход вверенных владений.
– Мама, ты скоро?
– Алла, ты до сих пор не дома?
– Нет. Нет. И еще раз нет! – отвечала Алла Викториновна и оттягивала момент возвращения в родные пенаты.
«Привычка?» – предполагали подруги. «Семейное неблагополучие?» – догадывались коллеги. «Лишь бы не быть дома!» – выносили приговор взрослые дети и выставляли впереди себя Аглаю, призванную «вразумить» молодящуюся бабку.
– Я тебя жду, – предупреждала Аллу Викториновну внучка и целовала трубку. – Пока не вернешься, спать не лягу!
– Ты что? Мне угрожаешь? – усмехалась Алла Викториновна, а в это время червь вины начинал грызть ее душу.
– Нет, – кривилась Аглая и беспомощно смотрела на рассвирепевшую мать.
– Не собирается? – грозно переспрашивала та у дочери и в сердцах заявляла: – Мы без матери росли, теперь ты – без бабки.
– Она что, тебя бросила? – От ужаса глаза девочки округлялись, а когда Аглае становилось страшно, она тут же хотела в туалет «по-большому». Чаще всего добежать до туалета не получалось, и штаны оказывались тяжелыми и сырыми. Тогда мама заставляла ее саму засовывать штаны под кран и внимательно смотреть, как это «говно» стекает в раковину.
– Что ты корчишься?! Какать хочешь?! – заорала мать и потащила дочь за руку в уборную.
– Я сама-а-а! – вопила Аглая и с ожесточением вырывала руку.
– Я тте дам сама-а-а! – возмущалась мать и, втолкнув девочку в узкий пенал туалета, запирала дверь на шпингалет.
– Выпусти, – пинала дверь узница и грозилась: – Я бабе скажу!
– Вперед! – не могла остановиться горе-мамаша и обещала продержать дочь до того момента, пока домой не вернется злосчастная бабка.
– Ну и пусть! – огрызалась девочка и шипела: – Дедуля захочет писать – выпустит.