Как спасти свою жизнь
Шрифт:
— Котенок, ты мне нравишься, — обратился он ко мне. — И она тоже, — он ткнул пальцем в Бритт. — Она похожа на пуделя, а ты на кокер-спаниеля. Я так скажу: я оторву голову любому, кто полезет к кому-нибудь из вас. С таким другом, как Дэнни, доложу я вам, впервые по-настоящему узнаешь, что такое настоящая дружба.
Его приятель Спиноза, огромный громила, как минимум на фут выше Дэнни, с серьезным видом кивнул.
— Все точно, — изрек он, — Дэнни никогда не врет.
— Ну, так, — вмешалась Бритт, — что ты на это скажешь?
— А она обязательно должна быть итальянкой, — спросила я, — или это кто-то так неудачно пошутил?
—
При этих словах Сонни и Дэнни важно кивнули.
— Ты художник, — сказал Дэнни, — у тебя талант. Мы только исполнители. Вот что я тебе скажу: на твоем месте я бы тоже сомневался. Так что не спеши, хорошенько все взвесь. У тебя еще будет время нас получше узнать. И чем лучше ты узнаешь нас, чем глубже вникнешь в этот паршивый кинобизнес, тем лучше для нас. А он кишит акулами, и далеко не такими игрушечными, как в «Челюстях». От тех кинобизнес и мокрого места не оставил бы.
Бритт кивнула.
— Если честно, я тоже ненавижу кинобизнес. Я мечтаю, что когда-нибудь уйду на покой и буду писать… Это единственное, чего мне по-настоящему хотелось бы в жизни. Но сейчас разговор не о том. У нас времени в обрез. Семьдесят два часа — и будет поздно, сделка не состоится! А за эти семьдесят два часа мы должны все уладить здесь и успеть смотаться в Нью-Йорк, чтобы утрясти это дело с адвокатами, знающими пути скрыть от налоговой инспекции доход. К тому же до отъезда я хочу устроить — специально для тебя — настоящий голливудский прием… Кстати говоря, я уже пригласила пятьдесят человек — прием состоится завтра вечером в доме моего адвоката. После приема летим в Нью-Йорк на «Ред-Ай», так что лучше всего сейчас же, не сходя с места, подписать контракт, а все остальное решим потом.
Она извлекла из сумки какой-то скомканный листок и протянула его мне. Он был отпечатан таким мелким шрифтом, что мне удалось разобрать только заглавие: «Универсальный бланк договора». Потом мне бросилась в глаза леденящая душу фраза, примостившаяся где-то внизу: «Бессрочное право владения».
— А что требуется от меня? Скрепить договор кровью? — не без издевки спросила я. Очень характерно для меня: я стараюсь не придавать значения своей первой и чаще всего правильной реакции.
— О, прошу тебя, не обращай внимания на эти юридические замороки, — поспешила успокоить меня Бритт. — Детали мы позднее обговорим. Главное сейчас — сдвинуть это дело с мертвой точки, а уж потом мы заключим настоящий договор, с адвокатами, агентами, в общем, все, как положено. А сейчас им просто нужен листок с твоей подписью, чтобы показать воротилам, которые хотят убедиться, что могут рассчитывать на право собственности. Ты же понимаешь, никто не согласится расстаться с шестью миллионами, не имея никаких гарантий. От тебя-то и требуется всего, что клочок бумаги с подписью.
— Но мне нужно посоветоваться с моим агентом! Или с адвокатом!
— Слушай, — настаивала Бритт, — ты же знаешь, я стараюсь максимально защитить твои права. А если сейчас позвонить адвокату, он начнет требовать бумаги, выяснять обстоятельства, на все это уйма времени уйдет. Начнется вечная адвокатская тянучка, а у нас всего
— Но если это такая бесполезная бумага, зачем она вообще нужна? Почему нельзя просто сказать им, что я согласна, если условия нам подходят? — никак не могла уразуметь я.
— Потому что ты знаешь эти денежные мешки, — ответила Бритт. — Все они законченные идиоты. Им нужны обязательства. Или, проще говоря, бумажка.
Сонни передернул плечами, словно сочувствуя судьбе несчастных чокнутых творческих личностей, попавших в лапы крупных финансовых воротил.
— Иногда приходится иметь дело и с идиотами, — назидательно заметил он.
— Да, — поддержал его Дэнни. — В эту группу, занимающуюся частными инвестициями, входит пятнадцать, ну, от силы, двадцать пять человек. Мы не сможем заставить их пальцем пошевелить без какого-нибудь документа. Но все мы понимаем, что это полная чепуха. Ведь они ни черта не смыслят в кинобизнесе, они просто частные инвесторы, поняла?!
— Вот здесь, — сказала Бритт, отвинчивая колпачок фломастера и протягивая его мне вместе с договором.
Сонни и Дэнни подошли поближе. Бритт говорила чистую правду. Все знали, что моя книга принадлежит ей независимо от того, подпишу я договор или нет. Так что мне теперь с ней делать — на улице торговать? Даже мой собственный агент сказал, что на нее больше нет претендентов. С замирающим сердцем я подписала договор.
На «голливудском приеме» вечером следующего дня были все, кто хоть что-нибудь из себя представлял: хозяева жизни, паразиты и несколько особей, которых трудно было отнести к какому-то определенному виду: гости лениво передвигались по небольшому патио особняка в мавританском стиле постройки 1920-х годов, расположенного в Бель-Эр. Особняк был некогда построен покойной ныне кинозвездой и принадлежал теперь адвокату, услугами которого пользовалась и Бритт. Робин Бэрроу тоже была здесь — со своими неотразимыми карими глазами и маленьким носиком — в сопровождении какого-то хиппи из Биг-Сюр. Про нее говорили, что ей под силу любой проект — до такой степени «надежной» она была. То же самое утверждала и ее агент. Дина Мальцберг была столь же толстой, сколь Робин высокой; она носила очки в форме сердечек в розовой оправе и длинные ногти, покрытые лаком платинового оттенка. Она обладала убийственным чувством юмора и, ведя переговоры, была не очень разборчива в средствах, но слово умела держать. К своим клиентам из мира звезд она относилась как к детям, называла их «малышками» и проявляла поистине материнскую заботу о них. Я слышала, как она уговаривала Робин поесть.