Как тесен мир

Демыкина Галина Александровна

empty-line />

***

— Фамилия?

— Чибисов.

— Имя и отчество?

— Александр Ираклиевич.

— Год рождения… Место жительства…

Человек в бледно-зеленой милицейской рубашке записывает. Лицо у него серо, глаза прозрачны, руки жилисты. Очень обыкновенный человек. Следователь.

В маленькой комнате накурено, по стеклу закрытого окна ползает муха. А за окном гудит электричка — милиция возле самой станции, — спешат к поезду люди, какой-то парень

промчал на велосипеде. Все движется, шумит. А Сашина жизнь остановлена стоп-рычажком.

— Припомните, в котором часу это было.

— Я не знаю точно.

— Ну примерно?

— Часа в три. В пятнадцать часов.

— Вы ехали один?

— Нас было несколько человек.

— Кто?

— Они уехали вперед, они не видели.

— А с вами на велосипеде?..

— Одна девушка.

— Фамилия, имя.

— …

— Ну, так я жду.

— Я один виноват. Я забыл про тормоз.

— Про какой тормоз?

— Я взял чужой велосипед…

— Украл?

— Нет, мне дал приятель.

— Кто?

— …

— Вы напрасно скрываете… — следователь переворачивает страничку, смотрит имя и фамилию, — Чибисов… Александр. Все это нам очень просто установить. Продолжайте.

Саша рассказывает. Теперь, когда Косте легче, память уже не обходит его так настойчиво, хотя говорить все равно трудно: то забывается слово, то, когда вспомнится, никак не станет на место:

— Не сказал никому… потому что… некому.

— Как это — некому?

— Папа был занят… Ада…

— Кто это — Ада?

— Одна девушка.

— С которой вы ехали?

— Нет, другая.

— Она не ездила с вашей компанией?

— Нет.

— Но у вас столько друзей… взрослых я имею в виду. И семья профессора Столярова, и…

Он, видно, уже наводил справки. Не приди Саша сам, его бы, может быть, взяли. Взяли, как беглого преступника, скрутили бы руки…

— Подпишите протокол. Вот здесь. Прочтите сначала…

Когда Саша вышел, папа Ира, весь вытянувшись вперед, сидел на скамейке в коридоре. Саша и забыл, что они пришли вместе. Папа Ира сразу встал, растерянно подошел к сыну:

— Ну что?

— Ничего. Допросили.

Саше, как всегда в самое неподходящее время, хотелось спать. Прямо глаза закрывались.

— Подожди тут, — сказал папа Ира и постучал в дверь к следователю.

А Саша плюхнулся на темную скамейку в темном из-за давно не мытого окна коридоре, и сразу перед глазами поплыли стены, двери, пахнущие кожей, выцветшие зеленые рубахи…

— Уморил тебя наш-то? — сказал кто-то над самым ухом.

Саша открыл глаза. Это был Миша, милиционер, который дежурил по ночам у них в поселке.

— Ну что, подводят под статью?

— Не знаю, Миша. Пускай. Мне теперь — ничего. Когда искали, было страшней.

— Ну, ясное

дело. А я тут отца видел… ну, мальчика-то, Кости этого. Молчит. То кричал, ругался, а теперь молчит. «Как, говорю, сынишка-то?» А он: «Ничего. Лучше теперь. Ну, недели две еще отлежит». — «Дурачком-то, говорю, не останется?» — «Нет, все соображает. Теперь, говорит, шоссейку эту обходить за версту будет. А то ишь, воли взял, с Веркой, соседской девчонкой, купаться. У них пятеро, им, говорит, может, и не жалко, а у меня один».

Саша потер сонные глаза. Хорошо, конечно, что отец притих, но не в этом дело. Дело не в этом. Теперь надо придумать что-нибудь для Кости, чтобы он смирно лежал, чего нибудь там в своей бритой голове не испортил. И Саша улыбнулся этому глупому Косте — как он водил глазами за мухой, а потом засмеялся: «Во залаза! От деда ко мне плилутилась!»

Из следовательского кабинета вышел папа Ира, сохранив еще на лице сосредоточенное выражение.

— Пойдем, сынок. Здравствуйте, Миша.

— Ну что? — спросил уже на улице Саша.

— Что будет, то будет, — и улыбнулся просительно. — Правда?

И нечего было папе Ире смущаться — ну не смог поговорить, и не надо. Саша вовсе не хотел, чтобы за него заступались. Он просто рад был, что папа Ира, когда узнал про все, не стал злиться, и мама Саша не стала, а в один голос спросили: что с мальчиком? И побежали узнавать у Столярова. И рад, что вот теперь папа Ира пошел с ним — просто как товарищ, хороший друг папа Ира.

— Папка, — сказал Саша.

— Что, сынок?

— Да так. Ничего.

Глава XIII

АДА

«Влад, а мы на днях уезжаем».

Или, может, не так:

«Я хочу поблагодарить тебя, Владлен».

Он, естественно, спросит, за что.

«Знаешь, при тебе я как-то живу выше. Ты понимаешь, о чем я?»

Наверное, он поймет. И тогда можно сказать:

«Ну, вот и все. На днях я уезжаю».

Он, конечно, не станет очень-то печалиться. А может, и погрустнеет.

…Ада спешит в больницу к Костику. Дорожка ведет через березовую рощу к выходу из поселка, мимо неуютного двухэтажного дома.

Раньше она просто не видела этого дома за нетесаным забором и ветками яблонь. А теперь вдруг он точно вырос, и все дороги ведут мимо него: и на станцию, и в больницу… Не обойти. Он отовсюду виден. И сам, может, смотрит — опять она идет. Опять идет.

Ада независимо вскидывает голову, торопится, прихрамывая, старается не смотреть. Но видит, видит. За калиткой, облокотясь на поперечную доску, стоит Владлен. Узкое бледное лицо его серьезно, глаза без улыбки.