Как-то раз Платон зашел в бар... Понимание философии через шутки
Шрифт:
Тассо: Когда будешь у Дельфийского оракула, спроси его: «Слушай, оракул, что ты там имеешь себе в виду?» А он ответит: «Жизнь — пикник; пикник — развлечение; следовательно, жизнь — развлечение». В общем, с помощью логики ты всегда найдешь тему для светской беседы.
III
Эпистемология: теория познания
Откуда вы знаете, что на самом деле знаете все то, что, как вам кажется, вы знаете? Если отбросить ответ: «Просто знаю, и все!», в остатке будет эпистемология.
Димитрий: Ну, что ж, теперь мне стало полегче! Логика у меня от зубов отскакивает, так что остальное теперь покажется сплошным пикником в Акрополе!
Тассо: В каком Акрополе?
Димитрий: Вон в том! Вон он, перед тобой!
Тассо: Но Акрополь ли это? Может быть, ты просто веришь, что это Акрополь? Откуда ты знаешь, что он реален? И, кстати, откуда ты знаешь, что хоть что-нибудь вокруг нас реально?
Димитрий: Ну вот, опять!
Итак, откуда же мы знаем, что о чем-то знаем, — конечно, если мы действительно хоть что-то знаем?
В Средневековье эта проблема сводилась к вопросу о том, что служит более надежным источником познания: человеческий интеллект или божественное откровение.
Человек упал в глубокую шахту. Пролетев метров сорок, он все-таки сумел уцепиться за тонкий корень и повис над провалом. Однако держаться становилось все сложнее, и вот, отчаявшись, он из последних сил крикнул:
— Эй, есть там кто-нибудь наверху?
Взглянув вверх, он увидел кусочек неба. Внезапно облака на небе расступились, и с небес на землю упал яркий луч света, осветив несчастного.
— Я, Господь Бог, здесь! — прогрохотал голос с небес. — Отпусти корень, и я спасу тебя!
Несчастный, подумав несколько мгновений, с новой силой заорал:
— Эй, есть там, наверху, кто-нибудь еще?!
Когда вы рискуете свалиться в бездну, чаша весов обычно склоняется в пользу разума.
В XVII веке Рене Декарт провозгласил превосходство разума над божественным откровением. Таким образом, считается, что Декарт открыл для себя источник познания.
Возможно, сам Декарт сто раз пожалел о своей реплике «Я мыслю, следовательно, существую», поскольку это единственное, что люди помнят о нем — ну, разве еще тот факт, что он произнес эти слова, сидя в хлебной печи. Кроме того, люди чаще всего неправильно понимают, что философ имел в виду под «мыслю», считая, что он полагал мышление неотъемлемым свойством человеческой натуры. На самом деле он действительно так думал, однако с идеей, скрытой в высказывании, это не имеет ничего общего. К своей идее мышления он пришел экспериментальным путем, с глубоким сомнением пытаясь обнаружить хоть что-нибудь, в чем он мог быть уверен, нечто, в чем не приходилось бы сомневаться. Он начал с сомнений в существовании окружающего мира. Вдруг вокруг ему все лишь снилось или было простой галлюцинацией? Затем он попробовал усомниться в собственном существовании. Однако в своих попытках он все время упирался в тот непреложный факт, что для сомнений необходим сомневающийся. То есть он сам. Он же не мог подвергнуть сомнению собственные сомнения! Да, если бы он немножко видоизменил свою знаменитую цитату и заявил: «Я сомневаюсь, следовательно, существую», то избавил бы себя от множества неверных интерпретаций.
Каждый американский судья призывает присяжных руководствоваться декартовским стремлением к уверенности и подвергать каждое доказательство вины подсудимого столь же сильным сомнениям. Однако присяжные — это не 12 Декартов, и на самом деле судье не интересно, существуют ли у кого-то сомнения в вине подсудимого: его волнуют лишь обоснованные сомнения. Однако даже в этом случае присяжным приходится проводить сложные мысленные эксперименты, напоминающие декартовские.
Адвокат защищал человека, обвиненного в убийстве. Доказательства вины подсудимого были достаточно серьезны, однако тело так и не было найдено. В своей заключительной речи защитник решил прибегнуть к уловке:
— Леди и джентльмены! — обратился он к присяжным. — У меня есть для вас маленький сюрприз: через минуту человек, в убийстве которого обвиняется мой подзащитный, войдет в этот зал!
Он посмотрел на дверь. Пораженные присяжные тоже с нетерпением устремили на нее свои взгляды. Прошла минута, но ничего не произошло. Наконец, адвокат объявил:
— На самом деле, я обманул вас, заявив, что убитый сейчас
Присяжные ушли на совещание. Через несколько минут, вернувшись, они объявили свое решение:
— Виновен!
— Но почему? — воскликнул адвокат. — Я видел, как все вы посмотрели на дверь!
— Мы- посмотрели, — ответил старейшина присяжных. — А вот ваш подзащитный — нет.
Ирландский философ-эмпирик XVIII века Джордж Беркли утверждал: «Существует лишь то, что осознается».
Иными словами, так называемая объективная реальность существует исключительно у нас в головах. Беркли утверждал, что знания о мире мы получаем лишь посредством собственных ощущений (философы называют такую информацию «чувственными образами»). Объекты внешнего мира, учил Беркли, испускают флюиды, стимулирующие наши органы чувств, и за пределами получаемых чувственных образов мы не имеем возможности судить о мире. Однако сам добрый епископ все-таки решился пойти дальше в своих суждениях, предположив, что чувственные образы должны где-то рождаться, и это «где-то» — Бог. По сути дела, представление Беркли о Боге рождает в нас образ грандиозного интернет-сайта, на котором мы все зависаем круглые сутки семь дней в неделю (хотя раньше мы полагали, что Бог работает хоть и круглосуточно, но лишь шесть дней в неделю).
Рассказывают, что современник Беркли, доктор Сэмюель Джонсон, узнав о гипотезе «Существует лишь то, что осознается», пнул ногой большой камень, воскликнув: «Вот так я опровергну епископа Беркли!»
С точки зрения Беркли, это не более, чем дурная шутка: ведь этот удар и последующая боль в пальце лишь доказали, что Бог неустанно посылал доктору Беркли чувственные образы: сначала — ощущение препятствия на пути движущейся ноги, и сразу же вслед за этим — чувство боли.
Если источником чувственных образов становятся другие люди, ситуация усложняется:
Мужчина, переживая из-за того, что его жена теряет слух, обратился за консультацией к врачу. Доктор предложил ему для начала провести небольшой домашний тест: подойти к супруге со спины и задать ей какой-нибудь вопрос сначала с расстояния в двадцать футов, затем — в десять, и, наконец, подойдя к ней вплотную.
Вернувшись домой, мужчина обнаружил, что его жена что-то готовит у плиты.
— Что у нас сегодня на ужин? — спросил он ее от двери. В ответ не раздалось ни звука.
— Что у нас сегодня на ужин? — переспросил он, подойдя к ней на десять футов, но снова не получил ответа.
В конце концов, приблизившись к ней вплотную, он вновь повторил:
— Что у нас сегодня на ужин?
Жена, наконец, отвернулась от плиты и произнесла:
— В третий раз повторяю — курица!
Несомненно, у этой пары имеются большие проблемы с интерпретацией чувственных образов.
Сегодня мысль о том, что информацию о внешнем мире мы получаем с помощью органов чувств, кажется сама собой разумеющейся. Однако так было не всегда. В прошлом многие философы считали, что наше сознание a priori — то есть еще до получения соответствующего опыта — содержит некие идеи. Некоторые полагали, что в число подобных идей входит представление о Боге, другие — что способность находить причинно-следственные связи между событиями и явлениями.
Даже и в наше время, когда кто-то произносит: «У всего происходящего есть причины» или «Я верю в реинкарнацию», он фактически делает заявление, которое невозможно подтвердить или опровергнуть опытным путем. Тем не менее большинство из нас считает чувственный опыт лучшим источником информации об истинном положении дел в окружающем мире, и в этом смысле все мы эмпирики. Разумеется, за исключением короля Польши — впрочем, это исключение лишь подтверждает правило:
Король Польши в сопровождении свиты, сплошь состоявшей из графов и герцогов, отправился на королевскую охоту, дабы подстрелить лося. Едва кортеж подъехал к лесу, как из-за деревьев выскочил слуга, испуганно размахивая руками и выкрикивая:
— Я не лось!
Король быстро прицелился и выстрелил.
Меткий выстрел в сердце уложил несчастного на месте.
— Ваше Величество, — произнес один из герцогов. — Зачем вы это сделали? Он же крикнул, что он не лось!
— О боже! — воскликнул король. — А мне показалось, что он крикнул: «Я — лось!»