Как три мушкет?ра
Шрифт:
Ну, не все так грустно. В конце концов, он тут не один. Вот только беззаботный отдых окажется подпорченным трудами провинциальных аферистов, жаль, жаль...
Так, с кнутом, похоже, все. А сейчас на сцене должен появиться пряник – не из глупой же ревности Жора все это затевал, никак он не похож на разозленного ревнивца с греческой кровью, хоть тресни, тут другое...
– Была такая старая песня, – сказал Жора. – О чем задумался, детина?
– Да вот думаю, как мне из этой истории выкарабкиваться, – сказал Мазур.
– Кирюш, ты мне нравишься, честное греческое
– А что тут права качать, – угрюмо отозвался Мазур. – Коли уж, как в песенке поется, не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз...
– Ну, такова селяви, – где-то даже и философски прокомментировал Жора. – Эти бабы столько народу спалили, и сколько еще спалят... Вот и ты влетел. Погляди на Алинку – ну вылитая тебе Анжелика, которая маркиза ангелов. А вон что вытворяет...
Мазур посмотрел на Алинку, очень надеясь, что она прочитает в его взгляде немой укор. Если и прочитала, раскаяния не проявила ни чуточки – только показала ему язык.
– Ну что, кот ученый, вставай да одевайся, – сказал Жора. – Я тут рядом обитаю, там и потолкуем...
Мазур встал и неторопливо принялся одеваться. Все это время Жора спокойно сидел тут же, в кресле, в двух шагах, и Мазур моментально определил, что рекомый грек нападения с его стороны не опасается нисколечко – хотя Мазур за это время раз десять мог его вырубить, а то и сделать что похуже.
– Фонарь-то болит? – участливо спросил Мазур, проходя мимо Алины.
На сей раз она вздернула подбородок и отвернулась. Жалеть эту стервочку нисколечко не стоило: наверняка и за фонарь, и за все прочее денежка ей упала приличная.
Они вышли на площадку, и Мазур вопросительно приостановился.
– А вот она, моя избушка, – сказал Жора, доставая ключи и направляясь к соседней двери. – Заходи, будь, как дома, но не забывай, что в гостях. Квартира у меня в другом месте, а это так, блатхата, девок водить и с нужными людьми разговоры разговаривать...
Действительно, большая однокомнатная квартира не производила впечатления жилой: большой разложенный диван, пара кресел у низкого столика, телевизор на тонких ножках, магнитофон на полочке да какой-то высокий ящик из темного полированного дерева.
– Кидай кости, – сказал Жора, распахивая дверцы. – Узнаешь?
Внутри теснились разномастные бутылки, три стенки были зеркальными, приумножавшими импортные алкогольные сокровища – но, в общем бар как бар, и совершенно непонятно, почему Мазур должен его узнать с первого взгляда.
– Не узнаю что-то, – сказал он.
– Интеллигенция! – фыркнул Жора, извлекая бутылку и широкие коньячные бокалы. – Ивана Васильевича, который меняет профессию, смотрел?
– Было дело.
– В точности такой, тютелька в тютельку. Я у киномеханика купил пару кадров, он мне в два счета точную копию смастрячил.
– А что ж царские палаты себе так же не смастрячил? – усмехнулся Мазур.
– Это мне пока
– Да нет.
– Один живешь?
– Ну, не всегда... – сказал Мазур чистую правду.
– Тогда и сам таких телок насмотрелся, а?
– Да уж, бывало... – сказал Мазур.
Жора держался чуть ли не дружелюбно, без тени превосходства или агрессии. Было в этом что-то профессиональное – человек исправно выполнял порученную ему кем-то работу. Именно кем-то – сам Жора как-то не тянул на человека особо серьезного. Хотя, нужно признать, теперь он казался Мазуру гораздо умнее, чем при первых встречах. И это вновь заставляло вспомнить о некоторых несообразностях, которые в первую очередь стоило обсудить с Лавриком...
Жора чем-то гремел и позвякивал в маленькой кухоньке. Мазур закурил, не без интереса посмотрел на сцену: над диваном висели три черно-белых фотографии чуть ли не в половину человеческого роста, обнаженные девушки, в одной из которых моментально узнавалась Алина. Не нужно быть искусствоведом, чтобы сообразить: ни тени порнографии, здоровая эротика, красивые позы, умело выставлен свет, грамотно взят ракурс.
Вернулся Жора, со звоном сгрузил на стол несколько тарелочек:
– Чем богаты... Коньяк греческий, «Метакса», настоящий, не какая-нибудь паленка.
– В Греции все есть? – усмехнулся Мазур.
– Уж это точно, – серьезно ответил Жора, явно не усмотрев литературных аллюзии. – Ну, Кирюш, вздрогнули за успех предприятия?
– Вздрогнули, – сказал Мазур. – Я смотрю, Алина у тебя и по этому делу?
– Да она по любому делу, где деньгами пахнет... – Жора хохотнул. – Видели бы папаня с маманей... Что, нравятся фотки?
– С душой сделано, – сказал Мазур.
– То-то. Это тебе не та лабуда, которой немые – якобы – по поездам торгуют. Есть у нас тут один мастер. Только работать приходится с оглядочкой: шаг вправо, шаг влево – и изготовление порнографии пришьют. Хорошо, есть кому отмазывать... Ну что, Кирюш, о делах?
– Давай о делах, – сказал Мазур.
– Положение свое оценил?
– Оценил, – сказал Мазур. – Хреновое, надо сказать, положение. Так что говори сразу: во сколько мне обойдется из этого положения незапятнанным выскользнуть. Только учти: я хоть и в загранку хожу, но уж никак не миллионер... Давай в разумных пределах.
Жора уставился на него, полное впечатление, оторопело, словно услышал фразу на незнакомом языке. Потом расхохотался – искренне, весело:
– Ах, во-от за кого ты меня принял... Недобор, Кирюш. Две десятки или там три шестерки... Мы по этой части не работаем – тут делянка для мелких сявок. А мы посерьезнее будем... Короче, есть босс. Большой босс.