Как устроено богослужение Церкви. Третья ступень. Богослужение
Шрифт:
Молитвы горожан и епископа. Кафедральное епископское богослужение
Но не все становятся отшельниками. Возникновение монашества не означает, что теперь истинные христиане – это только монахи: можно было быть христианином и в городе. Как мы знаем, преподобный Макарий Великий на вершине своих трудов получил откровение: ему было обещано Духом показать истинных подвижниц. И преподобный нашел их не в пустыне, а в городе: это были жены двух братьев – женщины, которые много лет провели на одной кухне и никогда не ссорились. Таким образом Церковное Предание примиряет, уравнивает монашеское и мирское, свидетельствуя о том, что брак – не ниже монашества, мирянин может быть истинным христианином так же, как и монах; монах так же подвержен падению и внушению голоса врага, как и мирянин.
Итак, как же
Вокруг епископа формируется особенное богослужение, которое называется кафедральным. Самыми влиятельными епископскими кафедрами с кафедральными храмами, конечно, были кафедры крупных столичных городов, а также Иерусалимская, с Храмом Гроба Господня, и, в чуть более поздние времена, Константинопольская, с храмом Софии Константинопольской. Чин кафедрального богослужения существовал параллельно с монашеским и отличался своими особенностями. Какими?
В богослужении практически всех крупных городов, в первую очередь Иерусалима, выделяются постоянные процессии по святым местам города – храмам, часовням, другим памятным местам. Такие шествия сопровождались пением, на остановках возглашались ектеньи и молитвы. Заканчивались шествия, как правило, в храме, где совершалась литургия.
Кафедральное богослужение – это богослужение, принципиально возглавляемое иереем, в данном случае архиереем. По сути, монашеское богослужение (за исключением литургии) можно совершать без священника. Сегодня у нас, в Русской Православной Церкви, монахи через какое-то время после пострига практически без исключения принимают священный сан, становятся иеромонахами, но раньше так не было. Монашеская община жила, трудилась, приглашала из ближайшего селения или деревни священника, который совершал Евхаристию и уходил обратно. А монахи жили со своим игуменом, который был главой общины, но не обязательно или по меньшей мере не сразу – священнослужителем. Ведь монашеская жизнь в определенной степени противоречит пастырскому послушанию – вспомним, что даже преподобного Сергия Радонежского пришлось очень долго уговаривать стать священником.
Многое в нашей службе связано с кафедральным епископским богослужением. Что, например? В нашем чине в конце вечерни и утрени следует просительная ектенья (она внешне заметна тем, что хор припевает не «Господи, помилуй», а «Подай, Господи»), а затем произносится священником молитва главопреклонения. Все призываются наклонить головы, и произносится возглас – конечная часть молитвы, которую священник читает вполголоса или про себя. Вот это место – след древнего обряда. Как он возник? На епископское кафедральное богослужение – то есть в храм, в котором служит архиерей, – собиралась городская община, и в конце службы каждый прихожанин подходил к епископу, и тот преподавал благословение, возлагая руку на голову. Отсюда и название молитвы – молитва главопреклонения. Сейчас этого реально не происходит, поскольку архиерейское богослужение стало редкостью, стало атрибутом престольного праздника по многим причинам: на востоке – гонения, в России – епархии, охватывающие огромную территорию, где человек может епископа увидеть крайне редко или вообще ни разу в жизни не увидеть. Но след того древнего богослужения у нас есть, и след, заставляющий задуматься. Молитва главопреклонения содержит образец индивидуального внимания к каждому человеку. Из подобных обрядов у нас осталось только целование креста после литургии, когда священнослужитель руками, которые возносили Святые Дары, каждого отдельно благословляет.
Немногое осталось от тех древних чинов, но в этом немногом оставшемся мы можем видеть образ и образец того, как Церковь-мать заботится о каждом своем «ребенке», как она его вовремя кормит, как постоянно учит, понимая, что ему нужно не только чувствовать себя частью общего, но и испытывать внимание индивидуальное, отдельное. Если быть внимательными к богослужению, то мы заметим, увидим в нем все поучительное,
Богослужение кафедральное было гораздо более сложным, чем монашеское. Об этой сложности мы можем судить, например, по житию преподобного Романа Сладкопевца, величайшего певца и гимнографа христианской Церкви. Житие это очень похоже на легенду. Роман Сладкопевец был диаконом храма Святой Софии в Константинополе и, хотя не имел ни звучного голоса, ни хорошего слуха, помогал при богослужении, а певцы над ним смеялись. Очень важно заметить то, что певчие были насмешливы. Человек, получивший от Бога талант, бывает склонен приписывать его себе и гордиться: как говорится в русской пословице, «где голосок, там и бесок»… И в храме это очень чувствуется, в том, например, как певчие переговариваются, перешептываются во время службы: им «позволено» больше, чем другим. В этом можно видеть возобновляющееся искушение из древних до наших времен: ощущение больших возможностей, следовательно – не большей ответственности, а больших прав.
Житие говорит о явлении преподобному Роману Матери Божией, которая протянула диакону свиток, чтобы он съел его, – свиток показался преподобному Роману слаще меда. На службе он вышел и неожиданно для всех спел сочиненный им удивительный кондак Рождества Христова: «Дева днесь Пресущественнаго раждает, и земля вертеп Неприступному приносит». Что здесь важно не пропустить? Вот что, пожалуй: то, что человеку дано, дано свыше, и дано человеку убогому – тому, который смирялся, когда люди над ним смеялись.
Рака с мощами св. Саввы.
Благовещенский собор Лавры
Но эта легенда и предание поучительное, несомненно, важное, а исторический факт состоит в том, что преподобный Роман Сладкопевец, очевидно будучи сирийского происхождения, начал составлять совершенно удивительные богослужебные песнопения – кондаки. Кондаки были очень сложны по структуре и не менее сложны для исполнения. Роман Сладкопевец изображается на иконе на амвоне и иногда – это редкая иконография – с золотой монеткой. Что за монетка? Она давалась в знак особой благодарности общины такому певцу, спевшему кондак, – что невероятно сложно! Это не была «зарплата», нет, но – символ благодарности, символ высокого служения, образ золотого слова и золотого голоса.
Препростое богослужение монахов
Однако очевидно: то, что требует высокой квалификации, не может быть массовым. Кондаки преподобного Романа со временем исчезают из богослужения. Они хранятся в рукописях, изучаются учеными, от них остался след в истории богослужения, но в полном своем виде они неисполнимы и невозобновимы.
Сложное для исполнения кафедральное богослужение в законченном своем виде также уходит из истории богослужения, оставляя в ней, как сокровища, свои следы, свои элементы. Магистральной линией развития богослужения после VIII века становится богослужение монашеское, Почему так происходит? Понять это достаточно просто: для того, чтобы сослужить епископу, нужны диаконы, иподиаконы, нужны обученные певчие, канонархи – не каждый маленький городок, селение, деревня может такое обеспечить. А в монастырь уходят люди разных сословий и разного уровня образования, иногда совершенно без оного – так, мы помним из древнего патерика такого святого, как Павел Препростый, человека в высшей степени простого, почти как те неграмотные галилейские рыбаки, которые потом мир перевернули апостольской проповедью и силой Христовой, – и таким вот «препростым» инокам, конечно, не под силу петь сложные гимны. И поэтому в монастырях создается другой тип богослужебных песнопений: по образцу. Выучиваешь образец, а по нему поешь – много и долго. Скажем, к десяти песням Священного Писания, которые воспеваются вначале отдельно, начинают со временем припеваться маленькие строфы, куплеты (в церковной терминологии – тропари): второй, третий, десятый тропарь поется точно так же, как и первый. Вот это пение по образцу и возобладало в нашей богослужебной системе в виде канона.