Как в СССР принимали высоких гостей
Шрифт:
– На встречу «Мирабелло» высылается «посыльное» судно, имеющее на борту итальянского морского атташе (если он пожелает).
– При проходе мимо Кронштадта «Мирабелло» салютует 21 выстрелом (салют нации) и 7 выстрелами (салют крепости), на которые советская сторона отвечает.
– «Мирабелло» становится на якорь напротив Кречетовской пристани у моста лейтенанта Шмидта рядом с советским миноносцем «Троцкий». Салют на Неве не производится (могут пострадать стекла на Ленинградской стороне).
– Немедленно по прибытии «Мирабелло» (на пристани не присутствуют встречающие с советской стороны) капитан наносит визиты представителю губисполкома (т. Циперовичу), агенту НКИД (т. Вайнштейну), командиру порта (т. Войкову), председателю ЛВО (т. Воронину). На эти визиты представители советской
– Советский официальный прием ограничивается обедом в Доме Красной армии и флота, устроенным от имени военно-морского командования. При этом советская сторона особо подчеркивала, что, если итальянский комсостав откажется обедать за одним столом с матросами, наш комсостав будет равным образом представлен и в зале комсостава, и в зале, где будут обедать итальянские матросы с советскими военными моряками и красноармейцами. Меню обеда предлагалось одинаковое для обоих залов. Было решено подавать вино и пригласить оркестр, принимая во внимание трудности ведения беседы из-за взаимного незнания языка, официальные речи на приеме не планировались.
– Итальянские матросы должны были сходить на берег группами и осматривать город под руководством советских инструкторов. Офицеры сходят в штатской форме.
Доступ на «Мирабелло» производится по пропускам.
Программа была сообщена итальянскому консулу Нардуччи, который, одобрив ее в целом, высказал несколько замечаний. В частности, он предложил устроить обед в двух смежных залах, мотивируя это «стеснительностью» [2] общего стола как для комсостава, так и для команды, также было высказано пожелание, чтобы итальянские матросы сходили в город в сопровождении не только советских инструкторов, но и представителей итальянской колонии в качестве переводчиков. На приглашение итальянской стороны принять участие в банкете в европейской гостинице Д.Т. Флоринский ответил отказом, сказав консулу, что советская сторона оценила бы ответный прием на борту итальянского судна вместо банального обеда в гостинице.
После окончательного согласования с итальянской стороной программа была утверждена. По прибытии в Ленинград 10 июля утром капитан «Мирабелло» В. Пини посетил представителя губисполкома Циперовича, агента НКИД Вайнштейна, а также нанес визит капитану миноносца «Троцкий».
В 18 часов 30 минут был назначен обед в Доме Красной армии и флота. Заново отремонтированное помещение поражало не только грандиозностью, но, и как отмечал Флоринский, тем «порядком, в котором оно содержится» [3]. Итальянцы сообщили, что с «Мирабелло» прибудет шесть офицеров и сорок матросов при восьми унтер-офицерах. В большом зале был накрыт стол на 110 приборов (для итальянских и советских моряков, а также пяти человек нашего комсостава), таким образом была соблюдена социальная справедливость. В смежном зале комсостава стол был накрыт на 18 приборов – капитан и пять офицеров с «Мирабелло», командир «Троцкого», представители итальянского консульства, советские официальные лица. По словам Д.Т. Флоринского, наши военморы и красноармейцы проявили себя как приветливые и гостеприимные хозяева; они встречали итальянцев, рассаживали их за столом, занимали по мере сил беседой [4]. Итальянский комсостав держал себя «сдержанно и неприветливо» за исключением капитана, но итальянские матросы оказались «славными ребятами с самым незначительным процентом фашистов среди них» [5]. Благодаря тому, что четыре матроса с итальянской стороны говорили по-русски (они оказались сербами), а среди наших представителей нашлось несколько говорящих по-французски, завязалась беседа, дополняемая жестикуляцией, и «большая зала представляла красивую картину молодого веселья и оживленного общения наших и итальянских моряков, в противовес чопорной натянутости смежной залы комсостава. Во время беседы беспрерывно играл прекрасный оркестр, которому много и горячо аплодировали все присутствующие», – сообщил Д.Т. Флоринский Г.В. Чичерину в докладной записке [6].
После обеда «наши ребята» показали итальянцам Уголок В.И. Ленина, читальню и т. д., многие пошли провожать гостей до пристани.
Следует отметить, что для итальянских моряков этот вечер прошел в
11 июля итальянские матросы осматривали Ленинград в сопровождении местных гидов и представителей итальянской колонии. После полудня на корабле «Мирабелло» состоялся прием от итальянской колонии.
12 июля советские официальные лица, включая капитана и комиссара корабля «Троцкий», а также штурмана, который привел миноносец «Мирабелло» в Ленинград, были приглашены на завтрак (в 12 часов 30 минут) на борт корабля. Закусочный стол накрыли в кают-компании, украшенной большим портретом Муссолини и портретами королевской семьи. Завтракали на палубе.
Вечером Д.Т. Флоринский был приглашен к помощнику британского агента на обед в честь итальянских гостей. Д.Т. Флоринский обращает внимание на то, что англичанин нанес официальный визит капитану в сюртуке и цилиндре [7].
13 июля «Мирабелло» снялся с якоря и ушел в Ревель.
Следует заметить, что в Ленинграде интерес к итальянскому судну был очень высок. На пристани и на мосту постоянно толпился народ, чему способствовала отличная погода, порядок поддерживал наряд милиции, а контроль пропусков осуществлял ОГПУ [8].
Ответный визит советских военных моряков в Италию состоялся в августе 1924 года. В своем послании Г.В. Чичерину генеральный консул в Риме Рембелинский сообщал, что прием, оказанный судну «Боровский», был «исключительно любезный и, я бы сказал, радушный» [9], это прием моряков моряками без оттенка «политического или дипломатического характера», прием «собратьев по оружию».
«Боровский» был первым судном, которое зашло в итальянские воды после возобновления отношений между странами. В честь этого события итальянская сторона дала бал в Адмиралтействе, на который был приглашен весь beaumonde Неаполя. В разговоре с командиром корабля «Боровский» Максимовым главный начальник Морского департамента южной части Тирренского моря Лобетти Бодони заметил, что «<…> морским офицерам в Неаполе приходится часто танцевать в виде частых заходов в порт иностранных военных судов» [10]. Эта фраза была сказана адмиралом не случайно. Итальянским аристократам было интересно посмотреть на поведение большевиков в светском обществе. «Наш командный состав, отчасти пролетарский, а отчасти из «мещанской» среды, чувствовал себя явно не по себе, столпились отдельными большими труппами, вследствие незнания языков не могли говорить с итальянцами; один танцевал с уморительными выкрутасами и ужимками галантерейных прикащиков, вызывая едва сдерживаемую веселость светских дам и выхолощенных кавалеров» [11].
В тот же день на ответном приеме на судне «Боровский» неловкая ситуация была частично сглажена гостеприимством советских моряков. Три дочери адмирала Бодони ни за что не хотели уезжать домой, и адмирал с женой долго ждали их у трапа.
Настроение команды было испорчено не только атмосферой на приемах, но и условиями жизни на самом корабле «Боровский». На бывшей яхте американского миллионера не было должных бытовых условий для жизни матросов, которые находились в тесных «отвратительных кубриках и в совершенно антигигиенических условиях» [12].
Ситуация также усугублялась натянутыми отношениями между командиром корабля и комиссаром. «Командир «Воровского» старый адмирал, с большим стажем, работавший с нами с начала революции. Последние два года, будучи не у дел, он живет в деревне, имеет маленькую ферму, к которой стремится вернуться; он ведет маленькое показательное хозяйство (две коровы), записывает ежедневно в журнал количество молока, корма, даваемого коровам, и пр. Человек политически совершенно неразвитый <…>» – такую характеристику дал командиру корабля советский консул в письме к Г.В. Чичерину. В отличие от командира комиссар, по мнению консула, «тип военного коммуниста 19 года, человек с головой и способный, но болезненно самолюбивый <…>. Он считает себя его (командира корабля. – Авт.) начальником <…> и всячески его «угнетает» и подрывает его престиж перед командой. <…> характерно, что комиссар взял себе лучшую, роскошную каюту» [13].