Как в СССР принимали высоких гостей
Шрифт:
Именно в Персии, по словам Флоринского, советские представители убедились, что поездка в СССР оставила у афганцев неизгладимое впечатление, и королева, и вся свита с восторгом вспоминали о днях, проведенных в Советском Союзе. Флоринский вспоминал: «Невольно у каждого из них напрашивалась параллель в обстановке персидской мишуры и внешнего блеска. «Это не люди, а манекены, одетые в мундиры», – сказал министр двора <…>. В не менее резких выражениях отзывались о персидских порядках и остальные. Придворная челядь и камарилья в богатых мундирах, жмущиеся в углу в присутствии своего Шаха и отвешивавшие оттуда поклоны дипкорпусу, – такую картину являли персидские министры на приеме у падишаха <…>. «Среди них нет ни одного живого человека, – это не то, что у
Несмотря на высокий профессионализм Флоринского, ему трудно быть объективным в оценке церемоний, организованных и происходивших при дворе шаха Ирана. Само слово «двор» несло для советского дипломата негативную информацию. Конечно, парадные мундиры придворных и пиджаки членов советского правительства не могут сосуществовать в рамках одного церемониала, тем более что даже фраки были отвергнуты советским протоколом, точнее, не протоколом, а советским строем, советской политической системой.
Своим отношением к жене, которая, несмотря на старания Амануллы-хана, не была допущена на приемы, своими манерами падишах вызывал раздражение. То, что являлось нормой в Европе, на Востоке воспринималось как угроза устоявшимся традициям. В Тегеране его упрекали в самостоятельной покупке туфель, в самостоятельном вождении автомобиля и т. д. В Реште на бое быков, устроенном в честь падишаха губернатором, увидев, что быки не желают сходиться, падишах заметил: «Даже животные стали настолько культурны, что не желают заниматься таким диким спортом». В отличие от Реза-шаха падишах не отвечал принятому на Востоке образу идеального монарха.
Уже из Кабула на имя Калинина была получена телеграмма от падишаха с благодарностью за дружеское отношение. Уникальность этого документа заключается в том, что, по всей вероятности, он подписан не только Амануллой, но и его супругой королевой Сорайей. На это обратил внимание и Флоринский. Вероятно, это первый случай в истории, чтобы супруга монарха в мусульманском государстве, устраненная, согласно законам, от политической деятельности, обращалась с заявлением к главе другого государства. Тем более, как справедливо отмечает заведующий Протокольным отделом НКИД Флоринский, отправив телеграмму с борта «Полуяна», падишах выполнил все протокольные формальности [145].
Подводя итоги визита Амануллы-хана в СССР, следует отметить, что он явился знаковым событием в истории отношений СССР с Афганистаном, что в свою очередь отразилось и на развитии советского дипломатического протокола.
Главная цель при составлении программы пребывания падишаха заключалась в ознакомлении Амануллы-хана с основными направлениями развития СССР, прежде всего в военной области. «Военная» часть программы была составлена таким образом, чтобы падишах смог лично увидеть главные отличия советской армии и флота от армии других государств, и прежде всего Англии, в борьбе с которой падишах надеялся на поддержку СССР. Но при этом, как точно заметила А.М. Коллонтай, «Аманулла боится Англии, но боится и нас. Мы чествуем хана Афганистана, но подумываем, как бы он не окреп через меру и не вздумал «скушать» Хиву и Бухару <…>» [146].
Поводом к подобному заключению могли стать отдельные высказывания падишаха во время визита в СССР. Так, на вопрос, понравился ли ему парад в Ленинграде, Аманулла-хан ответил: «Парады во всех странах хороши. Мне больше понравились маневры под Москвой. Moi, j’aime la guerre» (Я люблю войну. – фр.) [147].
Падишах планировал заниматься электрификацией, строить дороги, фабрики, заводы, он мечтал «поднять» свой народ, но при этом его «затаенная мечта» заключалась не только в том, чтобы сделать Афганистан «сильной державой», но и «освободить Индию», которая интересовала Амануллу-хана как выход к морю: «Страна без моря – ненастоящая страна». Еще одна цель внешней политики падишаха – поднимать народы соседних колониальных государств на борьбу против своих угнетателей. Сражаясь с империалистами, он готов дойти до Индии. «Афганские войска технически слабее колониальных, но дух у них крепче и притом бесстрашнее», –
Падишаха отличала удивительная жажда познаний, он хотел «все видеть» и всему учиться. В СССР его интересовали не только военные вопросы, но и строительство, администрация, то, «как вы ввели порядок после революции». По всей вероятности, порядок в СССР ассоциировался у падишаха с И.В. Сталиным, поэтому не случайно, что в Москве падишах был приглашен Сталиным на «мужской обед». Встреча и беседа с вождем произвела на Амануллу-хана сильное впечатление: «Большой человек, крепкий, таких народ любит» [151]. Насколько известно, обед не входил в программу визита, НКИД узнал о нем на следующий день. Беседа Амануллы-хана с народным комиссаром иностранных дел 7 мая 1928 года в очередной раз позволяет убедиться, что для падишаха главное в отношениях с СССР – это военное сотрудничество и, «как солдат», а не дипломат, он напрямую заявляет, что для Афганистана «необходимо существование советского режима». В беседе он довольно долго, по словам Чичерина, рассуждал о том, что польза от дружбы между СССР и Афганистаном обоюдна. «Мы прикрываем Афганистан и создаем для него безопасность, а со своей стороны Афганистан прикрывает нас. Когда в 1919 г. английские войска хотели, опираясь на Ашхабад, занять Туркестан, война с Афганистаном их отвлекла, оказала Советской республике большую услугу», – говорил Чичерин [152].
Роль Г.В. Чичерина в подготовке и проведении визита – одна из самых важных, и это не случайно, так как именно Чичерин хотел извлечь максимальную пользу от приезда Амануллы-хана для процесса сближения СССР с Ближним Востоком.
Таким образом, визит позволил эффективно установить партнерские отношения между государствами. Первый результат – в ноябре 1928 года две страны подписали соглашение о воздушном сообщении.
Что касается протокольной практики, то визит в очередной раз подтвердил, что протокольные упущения не должны отражаться на взаимоотношениях между странами, которые, в свою очередь, нельзя выстраивать без соблюдения норм европейского протокола, что не означает полного игнорирования национальных и религиозных традиций.
Протокол – это инструмент, который в руках профессионалов способствует укреплению отношений между странами.
Визит литовской правительственной делегации в СССР стал одним из наиболее важных событий в работе Протокольного отдела 1926 года. Приезд премьер-министра Литвы Слёжевичуса несколько раз откладывался и наконец был назначен на 28 сентября (о чем сотрудники Протокольного отдела узнали 25 сентября).
На границу в специальном вагоне для встречи гостей выехал временно исполняющий дела заведующего отделом Прибалтики Карский и с литовской стороны – советник миссии Багдонас.
На вокзале в Москве делегацию встречали Г.В. Чичерин, сотрудники протокольного отдела, служащие миссии и представители литовской колонии.
На перроне был выставлен почетный пехотный караул «при оркестре музыки» (Кавалерийский караул было решено не выставлять ни в этот раз, ни в будущем даже для встречи наиболее почетных западных гостей) [1].