Как влюбить босса девушке в интересном положении за 80 дней
Шрифт:
Лика дергается, словно ее током прошили, а затем затихает, становится мягкой и податливой, губы ее раскрываются. Для меня.
Не знаю, каким чудом я удержал руки при себе. Не знаю, как удалось от нее оторваться — в полуобмороке, наверное, по-другому не скажешь. Потому что это оружие с очень острым двойным лезвием. Живых в этой схватке не осталось. Только изрезанные в клочья тела.
— Это… неуставные отношения…на работе… — шепчет она, но получается у нее не возмущенно, а растерянно.
— Обеденный перерыв, Егорова, — осторожно
И с этими словами я ухожу, бросая ее на произвол судьбы. Какая разница, что у меня внутри творилось? Главное, я ухожу гордо, и плечи у меня широко расправлены, и костюм сзади отлично на мне сидит.
— Гад! — в полголоса награждает меня оскорблением, как медалью, Лика.
Я чувствую, что улыбаюсь. Это ухмылка победителя. Один-один, Егорова!
12. Когда вечер перестает быть томным…
Лика
Развели нас с Мишей быстро. Молниеносно, можно сказать. Все сроки на «подумать» давно вышли. Да и о чем думать? К тому же, Георг оказался прав: новые впечатления напрочь вытеснили из моей головы теперь уже окончательно бывшего мужа.
— Словно и не было, — жалуюсь я Аньке. — Ни чувств, ни воспоминаний, ни сожалений. Поначалу вроде бы обидно было, а сейчас — стыдно сказать — я счастлива, что Миша отправился от меня подальше в поисках личного счастья с приплодом.
— Это у тебя появился тот самый клин, что вышиб Мишу, причем с великолепным пенделем, — Анька сверлит меня гипнотическим взглядом. — Колись давай, Егорова! — и я вздрагиваю, когда она называет меня девичьей фамилией.
Собственно, я официально перестала быть Рубиной, но по фамилии меня зовет только Анька и… Одинцов, чтоб ему пусто было.
— В чем колоться? — прикидываюсь я веником. Нет, тупым и безвольным шлангом.
— Что у тебя с боссом? — Анька чуть из декольте не выскочила, так заинтересованно наклонилась ко мне в надежде выколотить пикантные подробности.
После слез в самый первый день, когда я жалела себя и жаловалась на Одинцова, я перестала о нем вспоминать в разговорах с подругой. Наша негласная война показалась мне чем-то интимным — таким и с подругой поделиться как-то неудобно.
— Да, собственно, ничего. Сосуществуем. Еще не поубивали друг друга, — брякнула, понимая, что это правда: мы доблестно дожили до выходных. И, кажется, только сейчас, потягивая холодный сок в собственной квартире, я поняла, что расслабилась.
Ну, не рассказывать же ей, что мы бесконечно сталкивались, высекая искры взглядами и редкими прикосновениями. После развратного поцелуя в коридоре, Одинцов
Он мозолил мне глаза в обеденный перерыв, появляясь в кафешке то сам-один, как сыч, — никто ему компанию не составлял, слишком уж он грозен, то с Зефиркой, что навещала его регулярно и почему-то неизменно в рабочее время, ближе к обеду. Крутилась рядом, заглядывала ему преданно в глаза и рот, щебетала, поправляла пиджак и галстук, проводила пальчиками по щеке, словно давая всем понять, что этот самец — ее. Бесила она меня неимоверно.
Я существо мирное, доверчивое и доброжелательное. Но у меня так и чесались руки мышиные волосенки Зефирке проредить. И я пугалась своих слишком ярких желаний. А еще мне хотелось чем-нибудь Одинцову насолить. Сделать какую-нибудь пакость в духе «эни-бени-раба и мысленно щелкнуть хвостом». В общем, рядом с Одинцовым я резко впадала в детство, поэтому шарахалась от него, как от чумы. А он, как назло, выныривал словно из ниоткуда, сверлил мрачным взглядом, изредка советы давал по существу.
— Эй, подруга! — щелкает пальцами возле моего носа Анька. — Что, прям совсем плохо? Ты зависла, как сломанный компьютер!
— Да все нормально, — вздыхаю, выныривая из своих мыслей. Он и тут, гад, меня достает! Отдохнуть спокойно невозможно!
— Э-э-э… — подмигивает подруга. — Вижу я твое «нормально». Судя по всему, это как раз тот самый случай, когда хотел бы, но нельзя забыть!
— Я о нем и не вспоминала! — оправдываюсь, но как-то вяленько. Праведного гнева явно не хватает. — Забыла напрочь, из головы выкинула и жила себе припеваючи.
— Ну, да. А стоило ему только появиться снова на твоем горизонте, как ты потеряла покой и сон.
Я молчу и, наверное, на лице моем — ослиное упрямство. Не хочу я этим делиться. Да там и делиться нечем — только в бессилии собственном расписываться.
— Ладно, — сворачивает беседу Анька, — как созреешь, так и поделишься. А то, вижу, разговор на эту тему портит нервную систему.
За что я ее люблю, так это за чуткость и умение не лезть в душу, когда я не готова устраивать душевные стриптизы.
Пока я открываю рот и подбираю слова благодарности, у меня звонит телефон.
— Привет, систер! — весело гаркает в ухо Георг. — Соскучилась?
Он молодец, мой брат. Не доставал меня. Дал возможность адаптироваться самостоятельно. Я это ценю.
— Хочешь в гости приехать? — морщу я лоб, припоминая, что у меня съестного в холодильнике.
Теперь, когда я дама совершенно незамужняя и бессовестно свободная, о завтраках, обедах и ужинах я не беспокоюсь, ем, что есть, а если ничего нет, то голодная спать ложусь. Но холодильник, кажется, на этой неделе я заполнила, так что вполне могу встретить гостей. Гошка необычайно прожорлив. Его здоровый аппетит всегда умиляет женское народонаселение планеты.