Как все это начиналось

Лайвли Пенелопа

Кто такой этот Харрингтон? Что такое этот Харрингтон? И главное, где этот Харрингтон?

— Похоже, он слинял, — говорит Джереми. — Прихватил, что мог, и был таков. В каком банке, говоришь, у него деньги? А, этот! Пока вроде держится, но лучше посмотреть в газетах, как у них дела. Не волнуйся, дорогая. Все это как-нибудь уладится. Слушай, я понимаю, что ты не нанималась вести страничку советов психолога в дамском журнале, но у меня тут возникла одна идея. В субботу у Стеллы день рождения, и я подумал…

Антон

посылает Роуз сообщение: «Сегодня не рай, как был в воскресенье, но я могу думать о том. Купил очень маленькие яйца — перепеловые, да? Чтобы помнить. Сегодня я читаю первую страницу „Гардиан“, кроме трудных слов. Я должен купить словарь. Какой лучший?»

Шарлотта читает «Что знала Мейзи». Теперь она снова может читать нормальные книги. Больше никаких журналов и перечитываний Вудхауза. Ей пришлось попросить Роуз заехать к ней на квартиру и привезти Генри Джеймса.

Дочь улыбнулась:

— Да, кому-то понадобились бы запасные очки, другому — какая-нибудь синяя кофта. А тебе — книга. Разумеется.

— Я дефективная? — кротко осведомилась Шарлотта.

— Вовсе нет. Просто человека характеризуют его потребности, вот и все.

Ее характеризует потребность в Генри Джеймсе. Вообще-то, ей был нужен не столько этот писатель, сколько роман, который питал бы ее размышления о разнообразной и многоцелевой природе литературы, навеянные разговором с Антоном о том, что человеку нужны истории. Да, но ведь дело еще и в том, как их рассказать. Генри Джеймс излагает историю, описывая взрослое коварство и склонность к предательству, которые видит в глазах ребенка. Тот о них и не подозревает. Шарлотте надо было вспомнить, с каким мастерством это иногда делается. Она сидит в саду и читает. Пронзительно кричат черные дрозды, гудят пчелы в цветах. Бедро почти не болит. Тра-ля-ля!

Роуз пишет Антону: «Перепелиные яйца варите не больше трех минут. Съешьте их сами, не тратьте на мальчиков. Трудно сказать, какой словарь лучше. Надо посмотреть. Может, еще раз сходим за покупками?»

Цветы застали Стеллу врасплох. Она открыла дверь, увидела разносчика с огромным букетом и, конечно, взяла у него цветы. Внесла их в комнату, прикидывая, от кого бы это. Сняла целлофановую обертку — чудесный букет из пионов и лилий — ее любимые цветы. Нашла наконец конверт, а в нем открытку.

«С днем рождения, дорогая! Я так много думаю о тебе. Надеюсь, ты занята чем-нибудь приятным. Мне бы хотелось быть сейчас с тобой. Пожалуйста, давай пообедаем вместе на следующей неделе. С любовью, Джереми».

Она не занималась ничем приятным. Была суббота, так что на работу ей не идти. В настоящий момент Стелла собиралась заехать за девочками после уроков музыки. Затем приготовить обед. Отвезти дочерей к их подругам, потом забрать оттуда. После приготовить ужин.

Она поставила цветы в вазу на столе. Они осветили кухню — экстравагантные, роскошные, убедительные. Открытку Джереми Стелла бросила в мусорное ведро. Но

через пять минут достала ее оттуда. Перечитала. Положила на буфет.

Мэрион опустила трубку. Вернее, она положила ее на стол и теперь издали слушала блеяние Джереми.

«Мне в высшей степени наплевать, подаришь ты Стелле цветы на день рождения или нет, — думала Мэрион. — Мне не интересны твои переговоры с женой. По правде говоря, я не уверена, что и ты сам важен для меня. Возможно, скоро мы поговорим об этом».

Мэрион сейчас гораздо больше интересовал Джордж Харрингтон. Точнее, та черная дыра, в которую он провалился. К тому же она вынуждена была не забывать о своих банковских счетах и думать о том, как поступить с поляками.

— Ты что, с ума сошла? — кричала Джилл за двадцать миль от Стеллы. — Пообедать с ним? — Она даже охрипла от ярости.

Стелла отодвинула подальше от уха телефонную трубку.

— Я просто подумала… Почему бы не выслушать его?

— Цветы! По-моему, я должна приехать, Стелла. Мне кажется, ты плохо себя чувствуешь.

— Нет-нет, — говорит она.

Стелле почему-то кажется, что сейчас ей будет легче без Джилл. И вообще, не так уж плохо она себя чувствует.

— Тебе нельзя видеться с ним! — настаивает Джилл. — Во всяком случае сейчас, пока не завершены переговоры о разводе.

— Нельзя?

— Нет. Спроси Пола Ньюсома.

Пол Ньюсом издает некое шипение, втягивает воздух сквозь стиснутые зубы. Так вздыхает строитель, увидев на стене плесневый грибок, или механик, изучая внутренности неисправной машины.

— Я не советую.

— A-а, понятно. — Стелла кивает и тут же нервно спрашивает: — А… а почему?

Пол Ньюсом снова вздыхает:

— Вы… скомпрометируете нашу позицию, когда дело находится в столь деликатной фазе… подставитесь… вероломство… уговоры… давление…

— Да, — кивает Стелла. — Я понимаю. Что ж, полагаю…

Она кладет трубку. Пионы и лилии красуются на кухонном столе. Кухня наполнена их ароматом.

Шарлотте все больше нравится «Что знала Мейзи». Она с легкостью справляется даже с самыми извилистыми фразами Генри Джеймса.

«Должно быть, я выздоравливаю. И умом, и телом», — думает Шарлотта и отрывается от истории Мейзи, чтобы поразмыслить над собственной, корявой, не причесанной никакой литературной обработкой.

Она вскользь думает о злоумышленнике, напавшем на нее и скрывшемся в своей бурной и импульсивной истории. Интересно, он часто набрасывается на пожилых женщин или это единичный случай — просто остро понадобились деньги? Шарлотта никогда этого не узнает, что, возможно, и к лучшему. Она где-то читала или слышала о такой практике: преступников и пострадавших собирают вместе, вероятно желая внушить вину и раскаяние одним и добиться прощения от других. Есть одна отвратительная формулировка: «закрыть тему». У нее не было ни малейшего желания встречаться со своим обидчиком.