Как выйти замуж за принца
Шрифт:
– Мне бы хотелось, чтобы я тоже так могла.
Он улыбнулся.
– Что именно? Торопиться?
– Обходить эти растения, не производя при этом шума, как стадо буйволов. Боюсь, что я одна из шпунтин этого мира.
– Шпунтин? – спросил он ошеломлённо.
– Так меня всегда называл мой отец. «Понадеемся, что Белла не захочет стать актрисой», – всё время повторял он. – «Она будет постоянно сбивать мебель и бить посуду».
– Вы хотели стать актрисой? – Судя по голосу, он был заворожён.
Белла
– Боже мой, нет. Я ненавижу, когда на меня кто-нибудь уставится. У меня тогда скручивает живот. Но мне бы хотелось быть не такой неловкой.
– Вам бы это помогло с крабообразными и тропическими ураганами?
Она выпила ещё глоток шампанского, а потом ещё и ещё. Да, пузырьки явно придавали её новый импульс.
– Вы опять надо мной смеётесь.
– Вам это мешает?
– Нет. Мне кажется, мне это даже нравится.
– Спасибо, – сказал он серьёзно.
Он сел рядом с ней на софу. Белла вздрогнула.
– Вам холодно?
– Нет. – Она поглядела в небо. Облака по-прежнему периодически закрывали луну, но было тепло.
– Знаете, три дня назад… нет, четыре – я ночами бродила по пляжу, и там на небе было столько звёзд, что вытянутая ладонь обязательно закрывала какие-то из них. А здесь вообще ни одной не видно.
– Почему же вы здесь, а не там?
– Ах, это длинная история.
Он поудобнее устроился на подушках.
– Ну, я не собираюсь никуда уходить.
Она тоже откинулась на подушки, крепко держа в руке бокал с шампанским.
– Ничто не бывает таким хорошим или плохим, как ожидаешь, верно?
– Это слишком общее утверждение. Но иногда людям требуется время, чтобы понять, насколько хорошо или плохо то или иное.
У него очень красивый голос, подумала она, глубокий и задумчивый. Наверное, такой голос был у Мерлина. Жаль только, что он не знает, о чём говорит.
– Вы ошибаетесь. Бывает сразу понятно, что что-то не так. Я это знала. Я только…
– Только что? – подбодрил он её.
– Ах, ну ладно, – рассердившись, сказала Белла., Ей казалось, что в темноте это не страшно – наконец выговориться. – Я только не хотела это признавать, окей? Я поехала на этот остров и была убеждена, что я вернулась к природе, спасаю планету и нахожу своё место в мире.
– И ничего этого не было?
– Ничего даже близкого.
– Тяжко, – это было всё, что он сказал. Но у неё было такое чувство, что он её понимает.
– Жалеть себя – понапрасну тратить время.
– Вы правы. Но на вашем острове всё было плохо?
Она задумалась.
– Я так не думаю, – наконец заметила она. – Я многому научилась.
– Например?
– Во-первых… – она
– Хм. Вы хотели рассказать, чему вы научились.
– Ах да, верно. Собственно, довольно многому. Какова пищевая ценность красных водорослей. То, что ветер звучит в пальмовых ветвях, как дождь, бьющий по железной кровле. Что считать рыб очень скучно, если этим заниматься каждый день. Что тебе рассказывают про нечто грандиозное, а на поверку это оказывается душным и грязным.
– Вот оно что.
– И ещё, – сказала Белла громко, – что я не особенно храбрая. Ну, за звёзды и за экваториальную рыбу. Я надеюсь, что они будут счастливы, но больше я туда ни ногой.
И, к собственному удивлению, она заплакала.
Шёлковый рукав держался на удивление хорошо. Он не сказал, как Лотти, что назавтра всё будет лучше, или что она поменяет своё мнение, если задумается о важности своей работы, как это сделал Франсис Дон в их последнем унизительном разговоре. Он взял бокал из её рук – Белла не хотела отдавать, но он пояснил, что бокал пуст, и она его в конце концов выпустила, – приобнял её одной рукой, притянул к своему плечу и дал выплакаться. Он, вероятно, дал бы ей носовой платок, но у неё был свой в рукаве, так что она обошлась хотя бы без этого унижения.
– Я думала, что всё наладится, когда я вернусь домой, но нет. Я мёрзну. В журналах полно людей, которых я не знаю. Моя мать слишком занята организацией благотворительного бала, чтобы ждать меня домой. – Голос подвёл её, и она громко высморкалась.
– Ох, – больше он ничего не сказал. Но у неё было такое чувство, что он понимает, о чём она говорит. Это придало её сил.
Она глубоко вздохнула.
– Да. Но не всё на острове было плохо. Мне будет не хватать детей из деревни. Ещё нескольких человек. Но ужасное осознание, что я была просто наивной идиоткой… и что все остальные это знали… это было самое тяжёлое.
Он неподвижно сидел рядом. Она всхлипнула и разгладила носовой платок, бездумно складывая его уголок к уголку. У неё было неудержимое желание рассказать эту печальную историю хоть кому-нибудь.
– Проблема в том, что мужчина, которого я уважала, сделал из меня дуру. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы это разглядеть, и намного больше времени, чтобы это осознать. Это правда. И это причиняет боль, понимаете?
Он прижал её поближе к себе.
– Да. Я понимаю. Со мной тоже такое было.