Как выжить в тюрьме
Шрифт:
Ты не поверишь — оказывается в стране есть конституция, и согласно ей ни одно свиное рыло не имеет права безнаказанно врываться в твой дом, а на все вопросы, касающиеся личной жизни, любой гражданин Украины согласно Закона имеет право не отвечать. Кстати, ты слышал чтонибудь о презумпции невиновности? Не спорю — эта скромная девушка редко когда проходит мимо здания суда, но, тем не менее, она существует, и каждый спорный вопрос должен трактоваться в пользу обвиняемого, то есть тебя!
Не зря всётаки в школьном коридоре висел лозунг: «Знание — сила». Чем больше ты будешь знать — тем сильнее тебя будут остерегаться, потому что больше всего на свете доблестная милиция и иже с нею боятся того самого Закона, который они теоретически
Адвокаты пришли и ушли. Мы остались. В вонючих, пропитанных гарью и человеческими испарениями бетонных гробах. Один на один со сворой облеченных властью ухмыляющихся ублюдков. Ну ничего… Всему свое время.
Я смотрю, ты после общения с операми совсем приуныл. Имей в виду — чем меньше будешь слушать мусоров — тем лучше будешь спать, что бы там они ни говорили. Ты ведь знаешь: ментам поверить — себя обмануть.
Чего? Говоришь, всех родственников и друзей повязали? Ты самто их в наручниках видел? Нет? Значит, всё джаз. Мусора ещё не сказали, что изза тебя всё население Украины арестовано? Завтра скажут. Им только дай волю — всех пересажают, а газету «Правда Украины» переименуют в «Тюремный вестник». Лучше подумай о чемнибудь светлом. Например, о том, что конец света ещё не наступил, и прямо сейчас тебя вряд ли расстреляют якобы при попытке к бегству.
Да прекрати в конце концов дуться, а то, глядя на твою кислую рожу, в натуре настроения никакого. Лучше отгадай загадку, пока не доехали до КПЗ на Подоле:
— Во время переправы перевернулась лодка с десятью милиционерами. Сколько их утонуло?
— Такое не тонет.
— Ответ неточный. Двадцать! Ещё десять утонули во время следственного эксперимента.
Глава 3. Камера предварительного заключения
«Ну пробьешь ты головой стену.
И что ты будешь делать в соседней камере?»
Давненько у меня не было такой первоклассной охраны. Всётаки зря я грешил на милицию, утверждая, что она отвратительно нас охраняет. Ещё как охраняет! Меня впихнули в переполненный автоматчиками уазик. Впереди машина с мигалкой, позади ещё две. В общей сложности я насчитал около двадцати омоновцев с автоматами плюс в штатском человек семь. По всей видимости, коекто из «руководства» всерьез побеспокоился о том, чтобы нам в дороге не было скучно.
В уазик меня запихнули с невероятным трудом. Вопервых, я был закован в наручники. Вовторых, второй парой наручников ко мне пристегнули грузного омоновца, которому толстый живот и автомат мешали втиснуться в дверцу. Сложность задачи заключалась в том, что, в силу указаных обстоятельств, мы могли влезть в машину только одновременно, а не друг за другом. Омоновец обильно потел, кряхтел и грязно ругался. Я всё ждал, когда он догадается передать комуто свой автомат, но нет! Наша милиция просто так не сдается! Героически преодолевая трудности, возникающие на каждом шагу, мы таки влезли в уаз.
Охрану, перед тем как выйти из райотдела и усесться в машины, тщательно проинструктировали. Помню, перепуганных насмерть мальчишек лет двадцатидвадцати пяти пугал страшилками об особо опасном преступнике пожилой офицер с раскрасневшейся физиономией и фуражкой на вспотевшем затылке. «Особо опасный», то есть я, стоял возле двери и никак не мог понять — он говорит серьезно или прикалывается. Из инструктажа я понял, что мои сподвижники собираются атаковать нас в пути ракетами «землявоздух», а лично министр внутренних дел будет наблюдать в бинокль за нашими передвижениями с телевышки. Когда они в очередной раз склонились над картой Киева, изучая маршрут следования, я вдруг заметил, что на меня никто не обращает
В коридоре было пустынно и одиноко. Я неторопливо спустился в вестибюль и лицом к лицу столкнулся с вооруженным нарядом, дежурившим у входа в райотдел.
— Ты здесь чего?
Их явно смутил тот факт, что мои руки закованы в наручники за спиной.
— Мне сказали возле вас подождать.
— Да?.. — недоверчиво протянул оловянный солдатик. В дежурную часть всё время заходили вооруженные гуманоиды, громко хлопая дверью и переговариваясь между собой.
— Жди, раз сказали.
Пока я думал, как двигаться дальше, за спиной послышался топот ног и радостный крик:
— Вот он!
Словно детвора на «Зарнице», они уцепились мне в спину и принялись спорить, к кому бы меня приковать второй парой наручников. После непродолжительных дебатов выбрали самого тяжелого и явно не самого умного милиционера, который, оказавшись рядом со мной, заметно сник и погрустнел.
От Московского РОВД города Киева до Подола, где находится КПЗ, по ночному пустынному городу ехать от силы минут пятнадцать, максимум — двадцать. Наша автоколонна двигалась часа три. Время от времени глох мотор, а под конец маршрута закончился в баке бензин. Меня вместе с прикованным омоновцем несколько раз перекладывали с места на место, автоматы падали на пол, вываливаясь из машины, комуто отдавило ногу. В общем, все были недовольны.
Обстановка ещё больше накалилась, когда мы таки добрались до намеченной цели. Дежурный по КПЗ посмотрел на меня скучающим взглядом и прожевал:
— Везите его в больницу. В таком виде он нам не нужен, — и развернулся, чтобы уйти.
Прикованный омоновец ещё больше сник и засопел. В некотором смысле, мне его стало чисто почеловечески жаль. Старший группы взорвался:
— Ты шо?! Куда везти? Звони начальству!
Минут сорок они созванивались «с начальством». Ещё часа полтора спорили с кемто по телефону. Наконецто для омоновца наступила долгожданная минута. Его отцепили, а меня повели в КПЗ.
Дежурный мент смачно зевнул. Разлив на меня, а заодно и на себя примерно полбанки черной вонючей краски, гуманоид героически снял отпечатки пальцев. Заставил несколько раз присесть, а затем, прищурив правый глаз, долго принюхивался, уставившись в анальное отверстие. Так как ни пистолета Стечкина, ни пластиковой взрывчатки там не было, мусоренок не на шутку распсиховался и успокоился только после того, как выкрутил, словно тряпку, мои итальянские туфли. Естественно, после сей процедуры туфли навеки утратили первоначальный вид. С чувством выполненного долга гуманоид позвал надзирателей, которые, зевая и сморкаясь, затолкали меня в камеру на втором этаже.
О чем всегда нужно помнить, когда впервые попадаешь в клетку — так это о неписанном правиле: ранее несудимые всегда сидят с теми, кто по первому разу. Если рядом с тобой в камере как бы случайно оказался ранее судимый, можешь не сомневаться: это наверняка подсадная курица — внутрикамерные глаза и уши оперативников. В тюрьме случайно никто и ни с кем ни при каких обстоятельствах не окажется рядом, да и вообще — в этом мире ничего не происходит случайно. Аксиома невероятно проста, но почемуто большинство заключенных вспоминает о ней задним числом. Вот и получается, что вновь прибывший, слушая, разинув рот, наставления «бывалого» зека, потихоньку раскрывает рот и начинает раскачивать языком слеванаправо. Ему и невдомек, что у «опытного» и «уважаемого» столько боков, что он панически боится вернуться в камеру к действительно бывалым арестантам, потому как ему сразу же укажут место возле параши. Новичок этого, конечно же, не знает и продолжает слушать, как там на зоне и кем лучше жить. Хорошо, если он только слушает. Не приведи Господи ему начать говорить — это равносильно чистосердечной исповеди лакеям Фемиды.