Как выжить в тюрьме

Кудин Андрей Вячеславович

Как ни крути, а тесный мир тюремной камеры в точности повторяет просторный мир всего человеческого общества. Что поделаешь — законы человеческой стаи везде одинаковы, разве что здесь они проявляются более остро. Один пытается править, другой безропотно моет горы грязной посуды, радуясь окурку импортной сигареты, третий дает советы. Гдето я уже нечто подобное видел…

Предположим, заключенные редко покидают пределы тюремной камеры, в которую заточены — ну так и что? Вам там, на свободе, тоже не всегда удается преодолеть земное тяготение и покинуть пределы планеты Земля. Так что не сильно нос задирайте. К тому же у нас есть вполне реальный шанс вскоре поменяться местами.

Вне зависимости от того, где находится человек — в космосе или под водой, за решеткой или в комфортабельном отеле на берегу океана, — его тело состоит из того, что он ест. Другими

словами, если люди едят дерьмо, то из дерьма они и будут состоять. Правда, проявляется это не сразу, а спустя какоето время. Обычно, полное изменение человеческого организма происходит в течение семи лет.

Каждое мгновение чтото меняется в нас, и этот процесс изменений не прекращается ни на миг. Начавшись задолго до нашего рождения, он не прервется даже после физической смерти, ведь человек не существует сам по себе, а является неотъемлемой частью Вселенной, которая может изменить материальную форму, но погибнуть — никогда. Посмотри на себя внимательно. Разве ты тот, кем был раньше? Тебе больно осознать и признаться самому себе в том, что того, другого, давнымдавно не существует, и то тело, которым ты обладаешь сегодня, имеет не так уж много общего с тем телом, которое принадлежало тебе лет десять назад? Ты можешь, как страус, зарыть голову в песок и жить какоето время, не задумываясь об определенных вещах. Затем задуматься всё же придется, и ты обнаружишь, что всё то, из чего состоял твой организм семь лет назад, теперь превратилось в траву, в тело животного, в землю или обрывки бумаги, гонимые ветром по пустынной улице. Ты же впитал в себя то, что на протяжении последних семи лет тебя окружало.

Невозможно остановить изменения в собственном организме, но влиять на этот процесс, направляя его в нужное русло, конечно же, можно. В первую очередь, с помощью физических упражнений и жесткого контроля над принимаемой пищей, которая всегда должна соответствовать поставленным целям.

В некотором отношении нам повезло. Мы относимся к тем заключенным, о которых ещё не забыли на воле и которые один раз в две недели получают продуктовые передачи весом в восемь килограммов. Почему именно восемь, а не семь или девять, вряд ли ктолибо в состоянии объяснить. Здесь (как и во многих других тюремных вопросах) логика отсутствует напрочь. В этом убеждается каждый, кто читает в тюремном предбаннике, что можно передавать заключенным, а что нельзя. Впрочем, невзирая на козни твердолобых тюремщиков, у нас есть возможность участвовать в формировании этих самых восьми килограммов чудом сохранившихся в категории «можно». По крайней мере, мои родные регулярно, через адвокатов, интересовались у меня: «Что передать?». Правда, то, что всякий раз приходило в голову в качестве ответа на поставленный вопрос, мне так и не принесли. Я имею в виду достаточное количество динамита, чтобы поднять на воздух данный архитектурный памятник…

В каждой тюрьме свои приколы. Например, в Днепропетровске консервы не входят в пищевую передачу, и их можно передавать заключенному сколько душа пожелает. Но это в Днепропетровске. В Киеве твоих родных не поймут, если им придет в голову принести консервы в тюрьму. Изза ворот прокукарекают: «Не положено,» — и захлопнут перед носом тюремную форточку.

Вряд ли возможно составить идеальные рекомендации, какими должны быть тюремные передачи, по причине того, что запреты и порядки в разных тюрьмах не только разительно отличаются друг от друга, но и в пределах одной тюрьмы имеют свойство меняться, подстраиваясь под настроение местных царьков. Те же, в свою очередь, чудят как хотят, зная, что никто их не контролирует и контролировать не собирается. Вместе с тем, поделиться некоторыми соображениями с теми, кто пока ещё на свободе, думаю, стоит, потому как далеко не все имеют за плечами тюремный опыт, и далеко не у всех есть знакомые, способные вовремя дать квалифицированный и полезный совет.

Итак, оттолкнемся от того «места не столь отдаленного», в котором мы очутились. В Лукьяновской тюрьме раз в две недели, как мы уже говорили, разрешена продуктовая передача весом в восемь килограммов и вещевая, теоретически не ограниченная по весу. Подчеркиваю — теоретически. На практике всё выглядит несколько подругому. Что принимать, а что нет, и сколько оно должно весить, будет решать тюремщик, стоящий по ту сторону тюремной форточки, исходя из своего «глубокого внутреннего убеждения».

Когда вы покупаете для заключенных продукты и вещи, пожалуйста, делайте это осмысленно, а не по принципу — лишь бы купить и отмахнуться. То, что на воле

кажется абсолютно незначащим, может быть важным в тюремной камере, как, впрочем, и наоборот. Представьте себе хотя бы на миг, что это вы сидите за решеткой и на то, что вы купите, вам предстоит прожить ближайшие две недели до следующей передачи. Тем более, что растянуть восемь килограмм на четырнадцать дней удается далеко не всегда. Чаще всего переданных продуктов хватает на первые восемь — десять дней, затем приходится садиться на вынужденную диету. Хорошо, если все сокамерники регулярно получают передачи, а если нет? Ты ведь не станешь есть в одиночку (особенно, в маленькой камере) в то время, когда друзья по несчастью с завистью будут смотреть на тебя голодными глазами. Я понимаю — ты никому ничем не обязан и никто не сможет заставить тебя отдать комулибо то, что принадлежит только тебе. Однако ты наверняка поделишься с другими тем, что у тебя есть. Хотя бы из элементарной жалости к неимущим. Из человечности. Из неписаных законов тюремного братства, несмотря на то, что это уменьшит твой и без того скудный запас продуктов.

…Из числа выручающих в экстремальных ситуациях продуктов я бы, в первую очередь, назвал сухофрукты. Такие, как курага, изюм или чернослив, к примеру… Они не требуют какойлибо специальной обработки перед употреблением в пищу. Их удобно хранить, из них арестант может сварить компот, если, конечно, у него есть кипятильник и возможность вскипятить воду. Используя сухофрукты, можно приготовить различные целебные смеси на основе меда и лимонника, которые, если повезет, тюремщики иногда пропускают. Недостаток сухофруктов только в том, что они дорого стоят и не каждый может позволить себе их купить.

Обычно в передачу вкладывают сыр, орехи, одну или две упаковки масла, сухари, если позволяет вес — свежие овощи или фрукты. Многие арестанты заказывают родственникам сало и сухую колбасу, однако это уже вопрос личных пристрастий и привычек, принесенных в тюрьму со свободы. Одни люди любят одно, другие — другое.

Что касается меня, то вот уже несколько лет я не ем мясо и жалею, что не отказался от него раньше. И с физиологической, и с религиозной точек зрения употребление в пищу убитых животных ни к чему хорошему не приводит. Мой собственный опыт, как и опыт других людей, изучавших этот вопрос, окончательно убедили меня в правильности взглядов тех, кто рассматривает мясоедение как вредную генетическую привычку, приводящую к ускоренному изнашиванию и старению организма.

О свинине и вовсе разговор особый. Советую подумать какнибудь на досуге, отчего практически все религии мира категорически запрещали своим последователям употреблять в пищу свинину. Тем более, что в тюрьме у нас свободного времени валом.

Ты только не подумай, что я собираюсь когото в чемлибо переубеждать. Не вижу ни малейшего смысла в том, чтобы вступать в спор и доказывать собственную точку зрения. Кому? Ради чего? Можно во всю глотку кричать о том, что вредно, а что нет, но до тех пор, пока человек сам этого не поймет, не почувствует внутренней потребности перестроить свой собственный организм, убеждать его — напрасная трата сил, энергии, времени.

Невозможно заставить коголибо стать вегетарианцем насильно. Это, по меньшей мере, глупо. Вегетарианство — часть образа жизни, проявление в материальной жизни особого взгляда на мир. Если рядом с тобой в камере оказался человек, смотрящий на Вселенную поиному, чем ты, поверь — не стоит лезть к нему в душу с расспросами, этим ты только оттолкнешь его от себя. Не навязывай ему те продукты, которые он, в силу определенных причин, не употребляет. Грубое, навязчивое поведение может быть расценено не иначе, как оскорбление. Если сосед по камере посчитает нужным — он поделится с тобой своими мыслями, если нет — это его право. В бытовых ситуациях многие люди, почувствовав дискомфорт, замыкаются в себе, отгораживаясь от назойливых и зачастую примитивных вопросов окружающих ничего не значащими фразами, переводя разговор на другую тему.

То, что я вегетарианец, всегда радовало моих сокамерников — им не было нужды делиться со мной салом и колбасой, но из вежливости предлагали всегда. «Поешь, хватит понты колотить. Выйдешь на свободу — будешь отказываться, а здесь условия особого рода,» — убеждали меня сокамерники, зная, что в любом случае я откажусь, несмотря на то, что (особенно в первое время) было достаточно тяжело. В тюремных условиях я ещё более сузил и без того узкий круг принимаемых в пищу продуктов. Затем мой организм освоился, и я рад, что в первые месяцы заключения выдержал это, пусть и небольшое, но испытание.