Как взрослые
Шрифт:
Господи, дожили. Я вместо того, чтобы считать овец, думаю о том, как бы увидеть его в столь интимный момент. Наверное, всему виной вчерашний почти семейный вечер и наш поцелуй. Борисовы… Надо же…
Этого не стоило делать, даже думать об этом не стоило. Но я поднялась с кровати, взяла подушку и на цыпочках прошествовала в комнату Кости. Пусть прогонит мою бессонницу.
В спальне Кости было так темно, что я не могла рассмотреть даже очертания предметов — просто всепоглощающая вязкая, как жижа, темнота. Поэтому тихонько прикрыв за собой дверь,
— Костя, Кость…
Он не отозвался. И я сделала несколько шагов вперед наугад, приблизительно в сторону кровати.
В ушах тишина трещала, как электричество. Почему-то очень вспотели ладони, вцепившиеся в подушку мертвой хваткой. Я так волновалась, словно от этих нескольких шагов зависела вся моя жизнь.
— Кость, ты спишь? — Я, наконец, наткнулась на кровать и присела на нее.
— Да… — глухо пробормотал Борисов.
— Ну, спи. — Я кое-как примостила свою подушку на свободное место и прилегла рядом с ним.
— Спасибо, что разрешила. — Готова поклясться, в этот момент он зарылся пятерней в свою многострадальную шевелюру.
— Кость, ты только что опять взлохматил себе волосы, да?
— Да… я так предсказуем?
— Нет, что ты! — улыбнулась, потому что именно это мне в нем и нравилось — постоянность, предсказуемость. Кирилл был другим — непонятным, переменчивым и угадать его настроение подчас было просто невозможно. Когда-то я восхищалась таким его качеством, а сейчас радовалась, как ребенок, предсказуемости Кости.
— Ой, Кость, прости… Я совсем забыла, — спохватилась, — мы же договаривались… о личном пространстве, а я сейчас нарушаю…
Теплая рука неожиданно легла мне на плечо, пальцы легко пробежались по предплечью.
— Ничего, иногда можно… нарушить.
— Я в темноте, как слепой котенок, совсем ничего не вижу, — от напряжения слова прозвучали неуверенно и гулко.
— Необязательно видеть, в темноте остальные чувства обостряются и вполне заменяют зрение. Слепые люди удивительно зорки.
— Не знаю, я чувствую себя совершенно беспомощной, это немного пугает.
Я слышала дыхание Кости совсем рядом, и хоть он и убрал руку с моего плеча, кожа в том месте приятно покалывала.
— Не бойся, закрой глаза и прикоснись ко мне. — Его голос лился не спеша, как горный ручеек, но, тем не менее, заставлял прислушиваться. Я нерешительно протянула руку и почувствовала гладкость его кожи. Ощущения ошеломили меня. — Что ты чувствуешь, не видя глазами, а только ощущая ладонями?
Я провела ладонью по его руке, до локтя. Потом стремительно направилась вверх по маршруту, достигнув шеи, пальцы коснулись щеки, зарылись в волосах.
— Тепло, совершенство линий, — шепотом произнесла, плавно спустившись к щеке и замерев там. Опасно близко находились манящие губы — то запретное, к которому прикоснуться означало капитулировать. — Вот если бы здесь было светло, то обязательно нашла бы какой-то изъян, оспинку, шрамик или еще что-нибудь за что зацепился бы взгляд, это навеяло бы какие-то мысли, воспоминания.
— А
— Только ты, — задумчиво произнесла, вырисовывая причудливые узоры на приоткрытых желанных губах.
— Вот видишь, и не страшно уже. — Он убрал мою ладонь со своего лица и отодвинулся.
Мало… Ничтожно мало… Как же он не чувствует, что мало?.. Больше, надо больше. Воздуха, ощущений, прикосновений, темноты… Его… Меня…
«Прикоснись ко мне!» — хотелось закричать.
— Когда-то давно, — тоном рассказчика начал Костя, в то время как я собирала себя в кучу от нахлынувших чувств, — наверное, в прошлой жизни. Кирилл пришел домой с загадочной улыбкой на лице. До сих пор помню тот день. Я сдал на «отлично» первый экзамен на первой в жизни сессии в универе и хотел наконец-то выспаться, но он не дал мне такой возможности. Всё смотрел на меня и улыбался так, что меня это стало раздражать: чему он так радуется? Я спросил. — Костя глубоко вздохнул и продолжил: — Он сказал, что ты только что отдала ему всю себя, последнее, что не принадлежало ему. И он чувствует себя первооткрывателем. А ты… с этого дня принадлежишь ему по праву и телом, и душой.
Я долго думал тогда: каково это, заниматься сексом с любимой? И осознавать, что ты первый. Глупости, конечно. Просто вспомнилось что-то.
Я молчала. Не знала, что ответить. А потом нашла в темноте его руку, легко прикоснулась.
— Дело не в том, первооткрыватель ты или нет. А в том, что ты первый, в любом случае, потому что любимый. Всё остальное условности и глупости. Страхи, сомнения, комплексы плотно сидят в черепной коробке. Захочешь — будешь первым во всем, заставишь забыть, кто был «до» и сделать так, чтобы не было неопределенного «после».
Костя легко сжал мои пальцы.
— Нет, ты не совсем права. Бывают мгновения, когда сетуешь на свою судьбу и задаешь один вопрос: почему? Кирилл мог быть первым во всех смыслах, а я никогда не смогу даже в каком-то одном.
— Кость, у тебя был роман с печальным концом, да?
— Еще скажи: без хэппи-энда, — усмехнулся Борисов. — Нет, я долгое время любил, да и сейчас…
— Прости, я не знала, тогда бы не полезла к тебе, да и брак этот дурацкий… — начала оправдываться, но руку отдергивать не стала, зацепившись за Костю, как корабль за якорь, не пускающий его в бушующее море.
— Вот именно — дурацкий… — в сердцах воскликнул Костя, и я действительно испугалась.
Вдруг больше не будет ничего… Совсем. Завтра вернусь в пустоту своей квартирки, стану греть руки об кружку с чаем, уволюсь с работы, снова начну курить (странное дело — я совершенно забыла об этой своей вредной привычке), буду пялиться на фото с Кириллом, лелеять воспоминания. Без Кости. Хорошо или плохо? Иначе.
— Нет! — вырвалось у меня.
— Что «нет»?
— Я не уйду, не хочу. Эгоистично, но я хочу остаться, можно?