Как я была принцессой
Шрифт:
– Ну и отлично. Значит, увидимся на следующей неделе. Пожалуйста, передай привет своей бабушке и Яну. До свидания, – сказал он и отсоединился.
Я осталась сидеть на стуле рядом с телефоном, растерянно глядя на трубку, которую все еще держала в руке. Неужели после всех этих лет, наполненных обидами, оскорблениями и мелкой местью, мой бывший муж повзрослел и осознал свою ответственность перед детьми?
Так и не поняв, что же случилось, я позвонила Яну, а потом Лилиан и слово в слово передала им весь наш разговор. Ян обрадовался и тут же сделал вывод, что Бахрин наконец-то научился думать о детях и вести себя цивилизованно. Реакция Лилиан оказалась примерно такой же, и она только устало вздохнула, когда я стала приставать к ней с вопросом: «Что же он задумал?» И все-таки я чувствовала неприятный холодок в груди еще
Пятое июля 1992 года пришлось на воскресенье. В этот солнечный день все друзья и родственники пришли к нам, чтобы поздравить меня с днем рождения. Праздник продолжался до вечера, все смеялись и много шутили, а целая толпа возбужденных и сияющих детей носилась по дому и саду, играя в прятки. В этот день я снова почувствовала себя счастливой и твердо знала, что впереди меня ждет еще много таких дней, что у меня есть дети и друзья, успешная карьера, любящий муж и надежда, что рано или поздно родится новый ребенок и еще теснее свяжет нас друг с другом. Мою радость немного омрачало только то, что на следующий день должен был приехать Бахрин и забрать Аддина и Шах с собой в отель.
В понедельник утро началось с дождя и нытья детей, заявивших, что они совсем не хотят ехать со своим отцом в отель, а хотят вместе со Скай отправиться на ферму к родителям Яна и там провести все каникулы. Ян прочитал Аддину целую лекцию о том, как следует относиться к отцу, и запретил ему писать фломастером на ноге свой телефонный номер, что Аддин проделывал уже несколько лет подряд. Ян объяснил, что в этом совершенно нет необходимости, потому что детям не грозит никакая опасность, и им следует радоваться возможности повидаться с отцом и получше узнать его. Судя по лицу Аддина, он сильно сомневался в справедливости этих советов.
Отец приехал за ними сразу после полудня и опять поразил меня непривычной любезностью и добродушием. Он вежливо отказался от предложения Яна выпить чашку кофе и попросил разрешения воспользоваться телефоном, для того чтобы вызвать такси. Пока он набирал номер и разговаривал, Шах опять начала ныть, что не хочет ехать с абахом, а Аддин громко вторил ей. Бахрин стоял в дверях кухни, повернувшись к нам спиной, но я видела, как напряглась его шея и побелели костяшки пальцев, сжимающих телефонную трубку. Тогда я решила, что это вызвано поведением нашей собаки Макл, которая ранее приветствовала появление Бахрина громким сердитым лаем, а сейчас недоверчиво обнюхивала его ноги. Мой бывший муж терпеть не мог и боялся собак и в их присутствии всегда держался очень напряженно, а я с тайным удовольствием наблюдала за этой сценой и надеялась, что Бахрин заметит, с какой любовью и бесстрашием дети тормошат Макл. Для меня это было лишним подтверждением того, что они нормальные и естественные дети, совсем непохожие на своего отца. В жизни нашей семьи все время присутствовали животные – коровы, кролики, собаки, кошки, лошади и кенгуру, – и все дети дружно презирали тех, кто трусил в присутствии их любимцев. Сейчас, оглядываясь на тот день, я думаю, что Макл интуитивно чувствовала все, что случится дальше, и не могу простить себя, что отозвала ее, когда она с явно недружелюбными намерениями потянулась к ширинке Бахрина. Жаль, что я не позволила ей отхватить от него кусок или сразу вцепиться в горло. Вместо этого я приказала собаке лечь в углу, и оттуда она продолжала настороженно и враждебно следить за каждым движением моего бывшего мужа.
Помня о том, что теперь мы с Бахрином друзья, я предложила отвезти его с детьми в город. Я объяснила, что такси придется долго ждать, но не решилась упомянуть другую причину: мне казалось, что так детям
В дороге мы с Бахрином общались друг с другом с преувеличенной и немного натянутой вежливостью, а я безуспешно пыталась найти какую-нибудь общую тему для беседы. Я заговорила о детях, их школьных успехах и увлечениях, но их отец не проявил к этому никакого интереса. Тогда, вспомнив, что он архитектор, я указала ему на любопытное здание – прекрасно отреставрированную старую церковь, в которой теперь размещалось успешное рекламное агентство. Реакция Бахрина поразила меня своей неприкрытой враждебностью.
«Это отвратительно, – отрывисто бросил он. – Только мат саллех способны превратить святое место в офис».
Невольно я начала оправдываться и объяснять, что прекрасное здание было почти разрушено и реставраторам едва удалось его спасти, но сразу же поняла всю бесполезность своих аргументов и замолчала на полуслове. Оставшуюся часть пути, к счастью короткую, мы проделали в полном молчании. У дверей отеля я затормозила, и после тысячи поцелуев, объятий и нового потока жалоб дети вслед за отцом выбрались из машины. На прощанье я твердо сказала им, что они должны остаться с отцом на две ночи и вернутся домой только в среду, и напомнила, что мы с Бахрином договорились и теперь перед сном они могут позвонить домой, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Услышав об этом, они, казалось, смирились со своей судьбой и понуро пошли в отель следом за отцом, который был для них почти чужим человеком, а я послала им воздушный поцелуй и быстро тронулась с места.
Сначала я услышала громкий лай Макл, потом скрип открывающихся ворот и поняла, что дети вернулись. Еще не успев распахнуть тяжелую входную дверь, я услышала, как на крыльце рыдает Шахира.
– Мамочка, он не разрешил мне забрать домой Белянку, а я без нее не усну, – всхлипнула она, прижимаясь ко мне. Я вопросительно поглядела на Аддина.
– Абах не разрешил нам забрать с собой вещи, – объяснил тот. – Мы даже зубные щетки там оставили.
Я быстро оглянулась на ворота и увидела, что Бахрин, помахав мне рукой, уже садится в ожидающее его такси.
– Подожди! – крикнула я и побежала к машине. – Почему ты не разрешил ей взять домой козочку? Она не может без нее спать.
– Потому что она ей не нужна.
– Но я же объясняла тебе, как…
Бахрин перебил меня, с явным трудом сдерживая гнев:
– Послушай, Ясмин, мне все равно, что ты там объясняла. Все это ерунда. Она завтра опять приедет в отель и заберет свою игрушку. – Он захлопнул дверь, прервав таким образом разговор, и такси тронулось с места.
Больше всего в этот момент мне хотелось лишить Бахрина права свиданий с детьми, но я не решалась рисковать, затевая новый судебный процесс. К счастью, на этот раз детям осталось потерпеть только два дня и две ночи. Я мысленно похвалила себя за предусмотрительность: в свое время я объяснила судье, что дети почти незнакомы со своим отцом и, следовательно, не могут проводить с ним целую неделю, и настояла на том, что каждые два дня хотя бы на сутки они должны возвращаться домой.
Мы вошли в дом, и Шах сразу же убежала к себе в комнату, бросилась на кровать и там продолжала плакать, а я долго сидела с ней рядом, гладила ее по головке и уговаривала, что Белянке будет хорошо в отеле и она потерпит одну ночь без своей хозяйки. Я рассказала Шах, что этим вечером мы пойдем обедать к ее любимым друзьям – Робу, Сью и их сыну Николсу, ее ровеснику. Ничего не помогало – она еще всхлипывала, когда я осторожно прикрыла дверь ее комнаты и пошла поговорить с Аддином. Я была вне себя от злости: как мог Бахрин быть таким жестоким и бесчувственным? Неужели трудно уложить в одну маленькую сумку несколько детских вещей и игрушечную козочку?