Как я как бы забеременела (сборник)
Шрифт:
Сполоснув в туалете ведро и руки, там же добавив ещё некоторую праздничную дозу, Маня направилась в каптёрку, оставить ведро и разместить на батарее для просушки мохнатую швабру. Она торопилась к телевизору, где начинался праздничный концерт.
Однако едва перешагнув порог, с диким криком выскочила обратно. Там, на каталке, сложив руки на груди, лежал «умерший» прапорщик из 6-й палаты. О его помещении в закуток нянечка не знала. В то время она мыла нижнюю лестницу.
До этого за всю её службу не было случая, чтобы живого укладывали
– Умер!!! Умер!!! – кричала Маня, опрометью бросаясь к столу дежурной медсестры по этажу.
Пациенты знали, что в кладовку поместили прапорщика с сыпью. Значит, всё же помер, решили они.
В это время по коридору госпиталя шёл сын прапорщика, навестить отца и одновременно поздравить того с праздником. Навстречу ему, едва не сбив с ног, неслись дежурная сестра, нянечка, обнаружившая «покойника», кто-то из обслуги, и раненые, способные передвигаться.
«Делегация» мчалась на первый этаж в ординаторскую, к дежурному врачу, как выяснилось потом, тому не доложили об изоляции больного.
В это время сын прапорщика зашёл в отцовскую палату, и видит – кровать пуста, а матрас свернут.
– А где папка? – спросило дитё, обратившись к больным.
Все дружно опустили глаза. И тогда сын понял: его папаня, незабвенный родитель, приказал долго жить.
– Ты солдат, и должен стойко принять удар, – со скорбью в голосе произнёс один из раненых.
Сын опрометью бросился на пост к дежурной медсестре. Однако той на месте не оказалось.
Ходячие пациенты стояли в коридоре и сочувственно смотрели на сержанта, глубоко сопереживая солдату. Кто-то из них сказал:
– Это сын умершего.
Не обнаружив сестры на обычном месте, сынок кинулся вниз по ступенькам в поисках дежурного врача, для выяснения причины смерти своего папки. Молодой здоровый мужик, никогда и ничем не болевший, кроме радикулита, и вдруг помер.
В это время прапорщик, проспавший едва ли не десяток часов, хватился курева, и, не обнаружив его у себя, крадучись, опасаясь сестры за нарушение режима, пробрался в свою палату.
Тихо вошёл и прямиком направился к своей тумбочке, и принялся там шариться рукой. Соседи по палате, зная, что человек помер, выкурили всю его пачку, вроде бы как за помин души.
Не обнаружив сигарет, прапорщик попросил:
– Ребята, дайте закурить, сил нету, умираю.
«Ребята» в ступоре молча сидели на койках, вылупившись на «покойника».
А по коридору во весь опор бежала представительная делегация. Впереди – дежурный врач, за ним – медсестра, далее нянечка, обнаружившая «умершего», за ней сын «покойника», и несколько легко травмированных бойцов.
Вся эта орава мчалась в палату, где до изоляции находился радикулитчик.
В палате бойцы по-прежнему сидели по койкам, словно застывшие степные тушканчики, обмирая от ужаса.
Резко распахнулась дверь, и в палату залетела целая
После этого смеху было на весь госпиталь. Смеялись даже те, кто не мог самостоятельно ходить. А причина была очень даже банальная. В честь праздника сердобольная раздатчица подсунула прапорщику четыре круто сваренных яйца, на которые, как оказалось потом, у того была аллергия.
Дополнительное лицо
«Мало кому известно, что Иван-царевич втайне от Царевны-лягушки похаживает по другим жабам»
– Значит, так. Внесёшь в сценарий ещё одно дополнительное лицо, – не поздоровавшись, строгим голосом произнёс Спонсор намечающихся съёмок нового фильма.
– Куда вносить, если у меня уже финальная сцена? – возмутилась я беспределом благодетеля.
– Я что, непонятным языком говорю? Внесёшь, и чтобы мне никаких гвоздей, – продолжал он свирепствовать.
– Мне надо посоветоваться с режиссёром, – отбивалась я, зная какую трудность представляет «всувание» нового лица в почти готовый киносценарий.
– Чего?! С каким это ты режиссёром собираешься советоваться? Уж не с Козявкиным ли? – это он так о режиссёре Жукове. – Тебе кто платит деньги, я или тот Букашкин?
Спонсор дозволял себе всё: грубость, унижение и нелепые приказы. Ведь это он давал деньги на создание фильмов. И, надо сказать, немалые.
– А что за лицо? – поинтересовалась я. – Какого оно полу? – хотя догадывалась о ком пойдёт речь. – И в каком ракурсе подавать это лицо, в положительном, али напротив, в злодейском? – начала я прикалываться.
Спонсора я не боялась. Он был другом моего мужа, и в некотором роде заискивал перед ним, хотя работали они совершенно на разных уровнях.
– Слушай, Зося, – присаживаясь к столу и называя меня семейным именем, которым именует меня муж, сказал Спонсор. – Ну втисни ты её куда-нибудь, – привычно подлизывался он ко мне, когда ему не удавалось обычным способом сломать упрямство очередной пассии.
– Так какой её представлять? Доброй и порядочной, или злой и дурой? – продолжала я развлекаться над «озабоченным».
– Выгнал бы заразу, да жалко – больно оказалась башковитой, – доверительно поделился он кручиной. – Зось, ну будь человеком, – наклонившись и заглядывая мне в глаза, интимно промурлыкал он. – Ну, ты там сделай так, чтобы моя Тамарка не догадалась о моём влиянии. А то помнишь, что произошло с Черыгиной?
Я, конечно, помнила, когда «втиснутая» им Черыгина, Спонсорская очередная секретарша, была бита его Тамаркой после просмотра фильма в монтажной. Пришлось кадры с участием Черыгиной вырезать, а её саму спонсору увольнять. Правда, без сожаления.