Как я поступил в университет
Шрифт:
— Не за что.
— До новых встреч.
Ирина Ивановна удивлённо посмотрела в мою сторону. Я не уходил. Наше прощание напоминало окончание какого-то старинного концерта: каждый аккорд кажется последним, но за ним следует новый, всё более и более торжественный. Я не унимался, как Бах:
— Удачи вам.
— И вам… того же.
— Мне уже ухойдить? (Я сказал именно так — «ухойдить»).
— Уже да.
— А куда?
— Куда хотите.
— В смысле — домой?
— В смысле — да.
—
— Нет до скорого не надо.
— Тогда до… следующего…
— Хорошо. Идите. Идите домой и отдыхайте.
Я подумал и сказал последнюю, наиболее, как мне кажется, загадочную фразу этого диалога:
— Хорошо, я пошёл: одна нога тут, другая здесь.
И вышел. Никогда в жизни я больше так не волновался. Волнение продолжалось ещё часа два. Нет, это было даже не волнение, а ступор. Полный и безоговорочный. Только к вечеру ко мне стало понемногу возвращаться сознание.
Историю, как уже было сказано, я сдавал победоносно. Перед этим экзаменом я особенно плотно поел (яичница на сале из четырёх яиц, два бутерброда с колбасой, яблоко, банан, полплитки шоколада и ириска). Мой шаг был бодр, и галльский позор был окончательно забыт. Я шёл покорять мир: абсолютно сухие брюки, никакой дрожи в ногах. Лицо ария. Взгляд Авиценны. Выдержка Конфуция. Здравствуй, мир, завтра ты будешь у моих ног!
В аудитории почему-то сильно пахло кошками. Принимал экзамен бледный худой аспирант лет двадцати пяти. На лице его чередовались два выражения: крайнего ужаса (перед миром?) и крайнего омерзения (к абитуриентам?).
Я зашёл первым. За мной зашли ещё двое: девушка и юноша. Оба они были абсолютно уверенного вида. Их отличие заключалось только в объёме груди. У девушки была грудь такого объёма, какой больше мне не приходилось видеть никогда, хотя этого добра в местах моей работы хватает. Лицо аспиранта выразило ужас. У юноши груди не было. О таких говорят: ничего, что грудь впалая, зато спина колесом. Ужас на лице аспиранта сменился омерзением.
Мы стали готовиться. Я собирался отвечать первым, но, к моему удивлению, юноша пошёл ва-банк. Он опередил меня, сел напротив аспиранта и сказал такую туманную фразу:
— Восточные славяны жили на восточных славянских землях и сообщались на восточнославянской диалектике.
И замолчал. Весь вид его говорил: «Ловко я? Да, я такой. Вы удивлены?»
— Судя по всему, на восточнославянские темы, — сострил аспирант.
— Да. Они надевались в националистические костюмы. И пели народные романсы.
— Так. Ещё что? Форма правления, занятия… обрисуйте, так сказать, хронологию вопроса…
— Форма правления нормальная… славянская. Это ясно. («Кому как?» — подумал я). Занятия… — юноша явно что-то вспоминал, — абортничество…
— Как?
— Абортничество…
— Прекрасно, — у аспиранта
Абитуриент покраснел и съёжился:
— Они им занималися.
— Ладно. К какому времени относятся первые сведения о восточных славянах?
— К древнему.
— Точнее.
— К древнему пласту ушедших эпох прошлого.
— Переходите ко второму вопросу.
— НЭП.
— Так…
— Во времена НЭПа происходили реформы.
— Какие?
— Во всех направлениях промышленной экономики.
— Конкретнее.
Юноша резко оживился:
— Лошади и кони заменялись тракторами.
— Сами?
— Нет, с помощью Ленина. Он их всех позаменял.
— Славно. А при чём здесь НЭП?
— Он подспособствовал в реформах.
— В каких?
— Всех.
— Конкретнее.
— В заменении лошадями тракторов. То есть тракторами конёв и лошадёв. То есть лошадей. Заменении их Лениным.
Круг замкнулся. У аспиранта — теперь с омерзением на лице — задёргалась коленка:
— Я вынужден поставить вам двойку.
— Не надо.
— А что прикажете вам поставить?
— Ничего.
— Как это?
— Я выучу.
— Когда?
— Завтра.
— Но завтра не будет экзамена. Экзамен сегодня.
Юноша встал. Потом сел. Зачем-то подозрительно посмотрел на меня. (Дескать, сговорились!..) Потом на экзаменатора:
— Спрашивайте, — в голосе слёзы и нечеловеческая решимость.
— Что?! — изумился экзаменатор. (На лице — ужас).
— Про Ивана Грозного. Я знаю. Он убил сына и бояр.
— Не хочу я вас спрашивать про Ивана Грозного! — (На лице — омерзение). — У вас билет № 7. Восточные славяне. Реформы НЭПа.
На юношу нашла чёрная предсмертная тоска. Он стал метаться. На него страшно было смотреть.
— Значит всё?.. — сказал он.
— Всё.
— А жалко ж.
— Мне тоже.
— Вся жизнь поломата…
— Сомневаюсь. Вы бы всё равно не поступили. Вон у вас какие оценки. Придёте на следующий год.
— Не приду.
— Как хотите.
— Не приду я… потому что с собой покончусь.
— Что сделаете?
— Кинуся с окна.
— Куда?
— На двор. Мне смысла от жизни нету без филологии.
Довольно странная беседа длилась ещё долго. Наконец юноша ушёл, пообещав «не покончаться» до следующего года. Тут меня опередила девушка. Она села напротив аспиранта, положив, как взятку, грудь на стол. Её прекрасные голубые глаза смотрели на экзаменатора неотрывно. Экзаменатор ужаснулся лицом и сказал:
— Ваш первый вопрос.
— Пётр.
Девушка эта обладала двумя удивительными качествами, если не считать груди. Во-первых, она совершенно не моргала. Во-вторых, отвечала только односложно.