Как я стал летчиком
Шрифт:
— Рахенбах, вы куда? — кричит Борода.
— За керосином, товарищ старший механик!
— Гм… А кто вам приказал итти?
— Да я и без приказанья знаю…
— Ах, молодой человек! — примется пилить Борода. — Опять вы не знаете, что такое дисциплина! Здесь аэродром, а не базар! Вы не имеете права итти, если вам не приказано! И потом вы знаете, чти за керосином посылаются лица, получившие дисциплинарное взыскание. Ну, а вы почему идете? Вас же ведь еще никто не наказывал. Поставьте бидон на место!..
Славка ставит бидон и угол и ждет, что дальше
— Рахенбах!
— Я, товарищ старший механик!
— За то, что вы не знаете дисциплины, я объявляю вам выговор!
— Слушаюсь, товарищ старший механик!
— А теперь, в наказание за то, что не знаете дисциплины, отправляйтесь вне очереди за керосином.
Глава X
МОИ УЧЕНИКИ
Пока Славка а Николаи Сырокваша работали в мастерской у Бороды, я кончил школу летчиков. Теперь я уже мог самостоятельно водить самолет и делать в воздухе некоторые фигуры. Понятно, этого еще очень мало, чтобы считать себя хорошим летчиком. Однако мне выдали удостоверение, в котором говорилось, что «пилот Головин имеет право водить учебные машины».
Наконец-то я стал летчиком! Но вы думаете, я успокоился? Нет!
Я сразу все спросил сам себя: ну, а дальше что?
Теперь моей профессией стало «летать». Из меня не получилось инженера, архитектора… Я бросил техникум, много терпел, много работал, старался — и все ради того, чтобы научиться летать.
Я вам уже рассказал, сколько обид пришлось мне перетерпеть, чтобы добиться своего. И я добился… «Кто ищет, тот всегда найдет!» — так поется в песне.
Я стал летчиком. Но мне этого показалось мало. Я должен стать хорошим летчиком. Очень хорошим! А для этого нужно было учиться еще и еще…
Однако по-моему не вышло. Имеете того чтобы учиться, я сам оказался учителем.
После окончания школы меня вызвал к себе начальник и предложил стать инструктором и учить летать других. Я согласился с радостью.
Явившись на аэродром уже не учеником, а инструктором, я спросил, кто же будет моими учениками. Мне показали две фигуры в ватных пиджаках в смешных ушастых шапках. И очень смутился, узнав в этих фигурах… кого, вы думаете?.. моих старых приятелей — Славку Рахенбаха в Николая Сыроквашу.
Удивляться было некогда. Увидев меня, ребята подошли, вытянулись, приложили ладони к шапкам, отдавая приветствие, и отрекомендовались:
— Товарищ инструктор, явились в ваше распоряжение!
Я тоже очень важно поднес руку к козырьку и чуть было не рассмеялся, глянув на плутовские липа моих приятелей. Смешно стало, когда подумал, что я теперь для них «начальство». С нынешнего дня они должны называть меня обязательно на «вы» и «товарищ инструктор».
Если они провинятся, я должен их наказать. Того же Славку, например, могу послать, как Борода, «вне очереди за керосином». Ничего не поделаешь — дисциплина. Я теперь начальник, а они мои подчиненные. И я теперь не могу сказать моему приятелю:
— Славка, подтяни пояс потуже. Холодно!
Это
— Курсант Рахенбах! Извольте подтянуть пояс… Вы совсем распустились! Что вы стоите передо мной, как мешок? Уберите ваш живот! Вот так… Здесь аэродром, а не баня. Распоясались!..
Это будет по форме, хотя и не совсем приятно для моих друзей.
Понятно, что такие отношения между нами были только во время занятий. За воротами аэродрома я для моих приятелей был тем же Пашкой Медведем, как и раньше, в те времена, когда мы вместе учились летать на планере.
Дружно взявшись под руки, мы ходили по улицам, толкалось, смеялись, шалили.
Иногда всей компанией отправлялись в кино. Иногда затевали игру в снежки, и мои «подчиненные» с особенным удовольствием старались напихать мне за шиворот побольше снегу.
Но на аэродроме все опять менялось. Дисциплина вступала в свои права.
— Курсант Рахенбах! Приготовьте машину к старту!
— Есть приготовить машину к старту!
Я очень долго не мог привыкнуть к таким строгостям. Мои ребята — тоже. Помню, когда нам дали самолет, Славка очень обрадовался. Забылся — ударил меня ладонью по плечу и заорал:
— Ну, теперь, Медведь, полетаем!..
Вот ляпнул! Тут был еще кое-кто из курсантов да Борода в придачу. Славка опомнился, оглянулся — ехидный Борода теребил свою бороденку.
— Тэ-э-эк-с…
Приятель мой покраснел, растерялся и, виновато приложив ладонь к козырьку, пролепетал:
— Виноват, то… товарищ Медведь!
Час от часу не легче! Дался ему этот «Медведь»! На языке у него, что ли, застрял? Мне и смеяться хотелось, и зло брало. Главное, Борода тут торчит. А он дисциплину знает, как свои пять пальцев, «Хорош, — скажет, — инструктор, если его курсанты «Медведем» дразнят!» Пришлось мне огорчить Славку.
— Курсант Рахенбах, вы не выспались? — спросил я. — Перед вами стоит инструктор, а не какой-то там «Медведь»! А чтобы вы в следующий раз не спали на занятиях, я вам объявляю выговор в приказываю вне очереди очистить от снега площадку перед палаткой! Вы на аэродроме, а не у себя на кровати!..
Борода одобрительно закивал головой, а Славка молча взял лопату и пошел чистить снег… Мне было очень жалко приятеля, но что же делать? Дисциплина прежде всего. Он никогда не должен забывать, что во время занятии я для него не «Медведь», а начальник.
Самолет моей группе дали самый старый из всех, какие были в школе. Кое-как починили его, и я стал учить своих курсантов летать.
Они оказались очень способными ребятами. Это и понятно. Кто выучился хорошо летать на планере, тому нетрудно научиться водить самолет. А мои ученики, как вы знаете, были очень хорошими планеристами. Словом, я был очень доволен своими учениками. Довольны ли они были иной, не знаю точно. Кажется, им больше всего во мне не нравилось, что я не позволял им вольничать, требовал, чтобы они точно подчинялись приказу.