Как я стал переводчиком Сталина
Шрифт:
Проводя последние годы жизни на даче в Жуковке, под Москвой, Молотов, уже вдовец, в своей компании неизменно произносил три тоста: «За товарища Сталина! За Полину! За коммунизм!»
На вопрос: «Как же так, Вячеслав Михайлович, ведь Сталин арестовал Полину и вас самого едва не погубил?» — столь же неизменно следовал ответ: «Сталин был великий человек…»
Новые времена
К марту 1945 года удалось подобрать переводчиков и контрольных редакторов. Началась подготовка к выпуску первых номеров английского и немецкого изданий журнала «Война и рабочий класс». Вскоре было принято решение издавать журнал также на французском языке.
После победы над Германией и окончания войны в Европе название нашего журнала устарело. Обложка со словами «Война и рабочий класс» никак не соответствовала начавшемуся мирному периоду. Леонтьев предложил нам всем подумать о новом названии.
Вскоре образовался целый перечень различных вариантов. В результате обсуждения кое-что было отсеяно, и в итоге появился список, который Леонтьев переслал Молотову, а тот отправил Сталину для окончательного решения.
Надо сказать, что наши идеи вращались в довольно узком кругу названий, лежавших на поверхности. Список содержал такие варианты: «Мир и рабочий класс», «Международная жизнь», «Международное обозрение», «Перископ международных событий», «Мировая орбита», «Политика и жизнь» и т. д. Мы ждали ответа недели две. Приближалась дата выпуска очередного номера, и все в редакции нервничали, сознавая неловкость сохранения старого названия после окончания войны.
Но вот у нас в Калашном переулке (в этом особняке затем обосновалось посольство Японии) появился фельдъегерь. Он доставил большой красный пакет с пятью сургучными печатями. Мы поняли — это из секретариата Сталина. Расписавшись в получении пакета, Леонтьев разрезал конверт и извлек листок с нашими предложениями. Он был перечеркнут крест-накрест знакомым мне толстым синим карандашом. В правом нижнем углу размашистыми буквами стояло: «Н о в о е время» и инициалы «И. С.». Ни один из наших вариантов не устроил «вождя», и он дал журналу свое название.
Вопрос был решен. Но Леонтьева выбор «хозяина» изрядно смутил. Тогда у многих еще было свежо воспоминание о дореволюционной, крайне реакционной газете «Новое время», издававшейся черносотенцем Сувориным. С ней очень зло полемизировал Ленин, обзывая ее последними словами. Владимир Ильич, как известно, вообще не скупился на резкие эпитеты и ярлыки в полемике с оппонентами. Одно время у нас в Москве корреспондентом американского еженедельника «Тайм» был журналист русского происхождения Амфитеатров. Как-то, придя ко мне, он с гордостью сказал о том, что его деда часто упоминал в своих работах Ленин. Я потом полюбопытствовал, просмотрев в Собрании сочинений страницы, где упоминался предок американского журналиста. Оказалось, что Ленин называл его не иначе как «проститутка Амфитеатров». Многие из статей этого автора, вызвавших полемический запал Ильича, печатались в «Новом времени». Но особенно нашего шефа смутило то, что редактором суворинского листка был его однофамилец — Леонтьев.
Мы уже заказали проект новой обложки для русского, английского и немецкого изданий, а Льва Абрамовича все еще обуревали сомнения. Перечить Сталину он не мог, но не мог и оставить при себе мысль о неуместной аналогии. А вдруг потом, когда выйдет номер и кто-то обратит внимание «хозяина» на возникшую неловкость, тот гневно обрушится на редакцию, почему, мол, не предупредили.
После мучительных колебаний Леонтьев все же решился обратиться к Сталину. Технически это было просто, поскольку в редакции имелась кремлевская «вертушка».
Сталин выслушал. соображения Леонтьева, некоторое время молчал, затем сказал:
— Ну что ж, тогда было одно новое время, теперь другое. Война кончилась нашей победой. Враги повержены. Вокруг нас — друзья. Настали новые времена…
И повесил трубку.
Сомнения Леонтьева улетучились.
Действительно ли Сталин в тот момент верил, что наступила новая эра, что отношения сотрудничества с западными державами удастся сохранить, что и внутри страны больше не будут охотиться за «врагами», что для Советского Союза и для всего мира настали лучшие времена? Огромные пространства страны лежали в руинах. Миллионы людей ютились в землянках, не имея самого необходимого. Еще предстояло выполнить обещание и присоединиться к войне против Японии. Но это мыслилось как короткая кампания. Главное же состояло в скорейшем создании человеческих условий жизни для населения, в восстановлении разрушенного. Возможно, тогда Сталин еще верил, что нам помогут американцы. Может, и он был готов умерить свои аппетиты, пойти на компромисс? Ведь пришедший недавно в Белый дом Трумэн уверял, что намерен продолжать линию Рузвельта в международных делах.
Кто повинен в том, что отношения между недавними союзниками обострились? Некоторые западные исследователи считают, что все руководители трех главных держав антигитлеровской коалиции в равной степени не были заинтересованы в продолжении союзнических отношений. Мне представляется, что сразу же после окончания войны советское руководство стремилось сохранить атмосферу доверительности, хотя в ряде случаев своими же действиями подрывало ее. Тут сказались подозрительность Сталина, его склонность к мышлению категориями «прошлой войны», навязчивая идея создания вокруг СССР пояса из государств с режимами, на которые он мог полностью положиться.
Все это, конечно, вызвало соответствующую реакцию в США и Англии. Но и там не очень заботились о сохранении благоприятного климата. Грубые выпады Трумэна в беседе с Молотовым, направлявшимся в Сан-Франциско для подписания Устава ООН, дали Сталину основание считать, что новая администрация США отходит от рузвельтовского курса. Позднее, в Потсдаме, попытка Трумэна шантажировать СССР атомной бомбой создала в Москве ощущение серьезной угрозы. Отсюда действия Сталина, интерпретировавшиеся на Западе как советская угроза. Началось обострение конфронтации, развертывание «холодной войны». Возникла опасность ее перерастания в «горячую».
В Соединенных Штатах развернулась кампания против коммунизма. В Советском Союзе на нее ответили не менее ожесточенной кампанией против империализма. Обе стороны готовили к столкновению свое население, которое все еще сохраняло чувство взаимной симпатии, возникшее в годы совместной борьбы против общего врага. Именно тогда, во второй половине 40-х годов, у нас инспирировали «борьбу с космополитизмом» и с «преклонением перед иностранщиной». Она, как мне представляется, преследовала две цели: ожесточить народ против «нового агрессора» в лице США и воссоздать внутри страны атмосферу страха.
Думаю, что Сталина преследовал «призрак декабристов». В Отечественной войне 1812 года сотни тысяч русских офицеров и солдат дошли до Парижа. По пути они познакомились с жизнью различных народов Западной Европы, с условиями, резко отличавшимися от крепостнического строя России. Даже в посленаполеоновской Франции веял дух свободы, равенства, братства, который жадно впитывали русские люди и который они принесли с собой в Петербург. И спустя несколько лет произошло восстание декабристов на Сенатской площади.