Как я стал предателем
Шрифт:
За стеклянной стеной – роскошный вид на Объект-104.
– Сугой! Менкой!
– Да, таких лабораторий даже в Саппоро мало,– значительно произносит Москаль-Ямамото,– Тут мы и начинали. Так сказать, на передовом фронте науки.
Алина подбежала к стенке, и прильнула к стеклу. Она жадно разглядывала окрестности.
Поле с деревянными домиками, а за ними поднимаются поросшие лесом холмы Снегозащитной Рощи с серебряной нитью Заграждения Б – их уже тогда называли Барсеткой. За холмами начинаются сизые пики горной гряды. На выходных там делают только необходимые работы, так что
– А куда уходит эта железная полоска?
– На военную базу. Туда даже по моему пропуску не пускают. Но со временем пустят,– я встал рядом,– Смотри, видишь эти каркасы? Там будут лаборатории. Если надо что-то проанализировать, образец поедет по ленте до Башни на специальной тележке. И назад тем же ходом. Сразу в десять раз быстрее экспериментировать.
Она обернулась и посмотрела на меня смеющимися глазами. И слова застряли у меня в горле. Я сразу словно забыл всё, что учил, планировал и думал.
Просто шагнул поближе и полуобнял её плечи, такие нежные и тонкие под майкой и халатом.
– Знаешь, Петя-кун, я хочу тебе что-то сказать…– и прыснула от собственного макаронизма.
Я кивнул и обнял её покрепче. Москаль-Ямамото фыркнул и демонстративно залез в шкафчик.
– Когда я сюда ехала, я думала, у вас тут совсем провинция. Живут в вечном ремонте, вода холодная, рис руками сажают… Знаешь…
Моё сердце подпрыгивало, как волан на бадминтонной ракетке.
– Я бы хотела здесь жить!
Я кивнул и поцеловал её в щёку. Он покраснела, отстранилась, но осталась в объятиях. Полуприкрытые губы хотели что-то сказать, но не могли подобрать слов.
…И тут завыла сирена.
5. Дети, записывайтесь в камикадзе!
4 августа 1999 года
Японская Социалистическая Республика (Хоккайдо)
Западная часть острова, город Саппоро. Столица.
Я слишком увлёкся воспоминаниями о том ужасном летнем дне. И, наверно, минут через пять заметил, что поезд стоит как раз внутри новомодной громадины станции Саппоро.
Взял чемодан и вышел на тёмный от влаги перрон. Ощутимо накрапывал дождик. Я миновал не меньше двух десятков разноцветных пиццерий, суши-точек и пончиковых и вышел на парковку.
Посмотрел на часы. Они показывали только семь двадцать. У меня оставалось сорок минут, чтобы оказаться идти в загадочный ресторан Банкири.
Я сел в трамвай и поехал девятым маршрутом. На метро поучилось бы быстрее, но я не хотел спускаться под землю.
Вот и математический лицей Северное Сияние. Он стал лицеем только в семидесятых, по образцу советского колмогоровского проекта, поэтому внешне выглядел точно так же, как типовая послевоенная старшая школа по проекту Ивакуры – словно десяток белых бетонных блинов, которые сложили в стопку. Всё такое же облупленное крыльцо и уже пустой школьный двор.
Я понял, что ловить тут нечего. Учителя либо умерли, либо перевелись, либо вышли на пенсию. А какие остались, ничем мне не смогут помочь. Когда учился, думал, что буду приходить вести занятия и готовить новую смену. Но и это прошло. Сдавать экзамены их научат и без меня. А насчёт личного опыта, – что полезного я могу посоветовать? «Дети, записывайтесь в камикадзе»?
Смотреть тут было не на что. Я вернулся к остановке. На другой стороне улицы дожтдались трамвая примечательная парочка в знакомой форме лицеистов. Она была креолка, с высокими скулами и рыжим отливом волос. А он – чистокровным местным японцем. Досанко, как они гордо себя называют, в честь местной породы удивительно выносливых лошадок.
Он что-то ей увлечённо рассказывал, и так и норовил обнять за талию. А девочка внимательно слушала и каждый раз ловко отступала в сторону, так что он хватал только воздух. Игра была бы забавной, но парнишка не понимал, что с ним играют.
Да, здесь давно уже новые ученики. И у них свои влюблённости и трагедии.
Подкатил девятый трамвай. Я сел и вспомнил: семь лет назад метро сюда ещё не ходило.
Ровно в восемь я отодвинул бамбуковую дверь ресторана Банкири и вошёл в просторный зал, освещённый тёплыми жёлтыми лампами. Оформлено весьма презентабельное: лакированные стены, круглые карамельного оттенка столы и сплетёные из тростника плафоны на лампах. Японцы знают толк в таком скромном на вид, но очень действенном шике.
Я вышел на середину зала и задумался что делать дальше. В рестораны до этого вечера меня заносило редко, а если точнее, то никогда.
Подошёл приглаженный официант-японец. Он был удивительно похож на лицеиста с трамвайной остановки.
– Вам что-нибудь подсказать?
– Одна… знакомая рассказала, что у вас отличные крабы.
– Именно так. Мы предлагаем великолепных крабов, жареных и в супе.
– К сожалению, я не очень люблю морепродукты.
– Это не проблема. Мы сейчас попробуем вам что-нибудь подобрать. Где вы желаете…
– Петя-кун!
Моё сердце упало в желудок. Я сделал вид, что сохраняю спокойствие и медленно повернул голову.
Длинное облегающее платье чёрного шёлка с обнажёнными плечами и глубоким декольте явно шили на заказ. А брови подведены так тщательно, что словно нарисованы тушью.
Но рыжие кудри и серые глаза остались теми же самыми.
Никаких сомнений. За столиком сидела повзрослевшая Алина Воробьёва.
А с ней был мужчина. И, если бы я не помнил Алину, то он бы бросился мне в глаза первым.
Брюнет средних лет, с красивым мужественным лицом, в безукоризненном чёрном костюме и галстуке-бабочке из того же комплекта. Настоящий аристократ, которых в наше время не увидишь даже в кино.
– Этот человек будет ужинать с нами. Принесите ему меню,– Алина повернулась ко мне,– Давай, садись, заказывай и рассказывай.
Я опустился на мягкий стул с красной обивкой. И заметил, что справа от черноволосого стоял коктейльный бокал на тонкой ножке. Над прозрачной жидкостью лежала зубочистка с тремя зелёными маслинами.