Как я строил магическую империю

Зубов Константин

— О! Прошу прощения! — надменно ухмыльнулся чиновник. — Заместитель главы службы юстиции. Воробьёв Юрий Харитонович.

Третье очко. Вернее, нет. Это уже не очко, это уже стопроцентное доказательство.

Все документы из сейфа сейчас лежали в ящиках стола, за которым я сидел, и в одном из них, помимо прочего, были долговые и другие расписки. И это имя я видел как минимум в двух из них. А ещё некоего Воробья Пантелеев регулярно упоминал в своём очень любопытно написанном зашифрованном дневнике.

Сомнений

не оставалось, этот очкастый хмырь — один из сообщников покойного хозяина усадьбы, и пришёл сюда именно он явно не просто так.

А вот для чего — вопрос очень интересный, и сдаётся мне, это связанно с совсем недавно замолкнувшей радиостанцией.

Глава 21

Моя гипотеза о том, что Юрий Харитонович Воробьёв прибыл в усадьбу совсем не для того, чтобы засвидетельствовать окончание войны, подтвердилась сразу же. Он убрал детектор в портфель и вместо него извлёк и положил на стол приличной толщины папку.

— Та-а-ак. — На свет появился листочек. — Что же вы, барон, не успели приехать, а уже законы нарушаете?

— Это какие, интересно? — удивлённо спросил я.

— Да вот тут целый список! — Воробьёв взял листок и помахал им передо мной.

— И что, прямо все пункты списка уже доказаны? Что-то я пропустил судебное заседание.

— Кхм-м, — кашлянул собеседник, и в его глазах мелькнула растерянность.

Да, блин, так неинтересно даже. Неужели весь его расчёт на дешёвую угрозу-провокацию? Впрочем, в его глазах я всего лишь девятнадцатилетний почти нищий сирота без родственников и покровителей.

Ладно, тогда надо менять тактику, а то ещё испугается и отступит, а я так и не узнаю, чего они задумали и насколько охренели от чувства собственного всемогущества. Буду играть в паиньку.

— Извините, — я опустил глаза.

— Вы зря ёрничаете, Дмитрий Николаевич! — с угрозой в голосе проговорил Воробьёв. — Всё очень серьёзно! Вы обвиняетесь в оскорблении и угрозе жизни одного аристократа, провоцировании дуэли с другим, похищении человека, несанкционированной сталкерской деятельности, ведущей к упадку региона…

И в растлении малолетних?

— И в растлении малолетних!

Мда, кто диктовал Воробьёву эту бумагу, я, кажется, знаю.

— Это всё ложь! — «испуганно» крикнул я. — Это всё Семён Павлович придумал?

— Семён Павлович был обвинителем по пункту об оскорблении и угрозе жизни аристократа, — кивнул обвинитель. — Но прошу заметить, кроме его слов, у нас есть подтверждающие их показания пяти свидетелей, включая барона Ходырева. Вы должны помнить, что все они присутствовали при вашей встрече в его охотничьих угодьях.

Никак не прокомментировать услышанный бред было чрезвычайно сложно, и, чтобы чем-то занять рот, я налил воды и стал медленно её пить. Восприняв моё молчание как слабость, Воробьёв воодушевился

и заговорил громче:

— Барон Ходырев обвиняет вас в провокации, нечестном проведении дуэли и грабеже! Также есть свидетели, видевшие, как ваши люди поймали в лесу и увезли в неизвестном направлении Левитина Михаила Петровича, которого с тех пор никто не видел.

Ага, это тот хмырь, что пытался меня отравить.

— Кроме этого, имеются показания, утверждающие, что вы предлагали графу найденные в диких землях электронные элементы, подлежащие обязательной сдаче государству!

С каждым словом, не встречая с моей стороны возражений, Воробей все больше чувствовал себя львом. Я же все больше и больше охреневал от того, какую бурную деятельность развил Пантелеев. Свидетелей с моей стороны он явно оставлять в живых не собирался.

Интересно другое — сейчас на полном серьёзе рассказывающий мне эту дичь человек в курсе, что тут ни слова правды?

Скорее всего, нет. Скорее всего, он просто выполняет заказ, и даже уже не самого графа, а его быстро подсуетившегося наследника, того самого, что мне тут сутки названивал.

Я продолжал молчать и изо всех сил заталкивал в глотку ехидный вопрос о том, когда же я при таком плотном графике нарушителя закона ещё успел и малолетних растлить. По счастью, Воробей продолжил сам.

— Кроме вышеперечисленного, трое жителей Верхних бугров видели, как вы постоянно ходите и уединяетесь с маленькой девочкой!

А-а! Вероятно, те самые, кто слил гаду Пантелееву место, где я живу. Сволочи! Найду, мало не покажется.

— Что скажете на все это, барон? — строго посмотрел на меня обвинитель. — И учтите! Если вы думаете, что смерть уважаемого графа остановит расследование. То вы ошибаетесь.

Я мысленно посчитал до десяти и неуверенным голосом спросил:

— А можно листочек посмотреть?

— Какой листочек? — опешил Воробей.

— Ну тот, с которого вы читаете? Мой папа, царствие ему небесное, всегда говорил, что перед общением с представителями правосудия нужно сначала смотреть документы.

Ну же! Меня скоро шатать начнёт от потраченной на магию контроля энергии! Давай вонючий листок сюда!

Собеседник ненадолго завис, явно взвешивая за и против. И, наконец, решился и совершил самую главную ошибку в своей жизни.

— Вот!

Он небрежно кинул листок на стол.

Оп-па! Документ оказался в моих руках. Я с облегчением выдохнул и совсем не добрая улыбка выползла на моё лицо.

Почему ошибку? Да потому, что как я и думал, эта бумага была написана его же рукой. Если бы я сумел отбрехаться, или привел бы какие-то весомые контраргументы, он в любой момент мог просто её уничтожить и сказать, что в усадьбу к Пантелееву просто погреться зашел. И, соответственно, во всей этой чуши меня не обвинял.