Как я училась быть любимой
Шрифт:
Юра, очень любил мать, а она его. Их отношения, несмотря на недуг матушки, были гармоничны и пронизаны любовью и заботой друг о друге, идущей из глубины души.
– И после этого, ты будешь
– У него мать больная, парализованная, ты бы её видела. Думаю, ей жить осталось от силы полгода. Юра нежно любит мать, и безумно переживает. У него сейчас очень трудный период в жизни. По мне, так лучше переждать этот момент.
– Ой, умная! Гляньте-ка на неё! Пока ты будешь ждать, другая быстренько охмурит, и в койку затащит. Он не успеет опомниться, как штамп в паспорте стоять будет. А ты, со своими дурацкими принципами на бобах останешься.
Лёля долго обрабатывала меня, убеждала взять инициативу в свои руки и обольстить, в конце концов, целомудренного мужика.
– Глядишь, у него и томление душевное пройдёт, – нашёптывала сводня.
Мы решили, что лучшего момента, чем сегодняшний вечер, не представится. Лёля дала рекомендации, разработала план, прослезившись, благословила на подвиги.
Подойдя к компании веселящихся гостей, я буквально вырвала Юрасика из толпы. Он не удивился, и покорно последовал за мной. В одноместном номере, снятом для меня одной, тем не менее имелась довольно широкая кровать. Прихватив пару бутылок вина, фруктов, я затащила его в номер, и заперла дверь. Нас никто не беспокоил, гости проявили сообразительность и такт. Честно говоря, что делать дальше я не знала, вернее, знала, но куража не было, но не бросать же на полпути начатое мероприятие.
Сначала заставила выхлебать его полный фужер шампанского, на все отговорки, что шампанского он не пьёт, хохотала неестественно и грозно. Сама же опустошила целых три фужера, вследствие чего открылась активная икота. Тоска и стеснение усилились, но Лёлькино задание должно быть выполнено даже ценой глубокого позора. В конце концов, отбросив ложный стыд, я начала стаскивать с нерешительного мужчины галстук.
Конец ознакомительного фрагмента.