Как я украл миллион. Исповедь раскаявшегося кардера.

Павлович Сергей Александрович

Время от времени мы смотрели телевизор. Когда он надоедал, играли в карты на интерес. Самыми популярными играми были «рамс», «тысяча», «дурак» и преферанс. Игральные карты за небольшую плату приносили менты, либо мы изготавливали их сами. За игру в карты можно было загреметь в ШИЗО (штрафной изолятор), но это никого не пугало. Официально были разрешены только шахматы, шашки, домино и нарды.

— Ты только посмотри на этот контингент, — сокрушался чеченец Валид, разглядывая обитателей нашей камеры. — Люди твоего возраста и младше не знают, кто такие Гитлер и Сталин, про Ленина говорят: «вроде был такой царь», не знают дату начала Великой Отечественной войны и кто написал «Евгения Онегина», зато без запинки перечислят двадцать марок «хорошего недорого» вина и видов десять наркотиков, которые они пробовали. Послушай, как они говорят: вместо брюк — «бруки», вместо коридор — «калидор», супинатор у них это «ступинатор».

А еще «кардон», «квантуз», «интригант», «очки-халимоны» и, это вообще хит, — телефон «нокио». И ведь уверены, что так и надо. Или взять ту же религию — когда они были на воле, о Боге и не помышляли. А теперь у них руки по локоть в крови, но они на себя по пять икон и крестов вешают, целый иконостас прям. Глядя на то, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в черта. Так что не ищи себе друзей в тюрьме, 99 % из наших сокамерников — это волки в овечьей шкуре, лицемеры и приспособленцы. Спросишь любого бывалого арестанта, какое основное правило, помогающее выжить в тюрьме, и он ответит: «Не верь, не бойся, не проси». Все так, но я бы добавил к этому: «Не болтай, не мешай и не спеши». Пойми, это камерная система, и надо обладать железными нервами, чтобы быть приветливым каждый день с одним человеком. Нужно обязательно думать перед тем, как что-то сказать. Лучше помалкивать и казаться дураком, чем открыть рот и окончательно развеять сомнения. Говори мало и строго по делу, тогда каждое твое слово будет емким и к нему станут прислушиваться. Уметь слушать гораздо важнее, чем уметь говорить. Если бы это было не так, Аллах не дал бы нам два уха и один рот. Слишком много людей думают своим ртом вместо того, чтобы слушать и задавать вопросы. Не раскрывай никому своих планов, а то часто бывает, что расскажут в камере типа «в суде все решено, завтра пойду домой», а потом долго удивляются, почему это судью сменили… Не давай поспешных обещаний, вернейший способ сдержать слово — не давать его. Никого не оскорбляй и не унижай, даже тех, кто ниже тебя по статусу. Особенно осторожно выражай сарказм — минутное удовлетворение, полученное от едких слов, может быть перечеркнуто ценой, которую ты за них заплатишь. Говорить не думая — все равно что стрелять не целясь. Вырабатывай способность ко всему относиться отстраненно. Ни под каким видом не позволяй задевать себя. Я видел, как взрослые люди плачут, когда сокамерники, заметив, насколько те зависимы от писем из дома, писали им письма якобы от жены, где было сказано о необходимости расстаться. И сорокалетние мужики плакали, представляешь?

— Жестоко, конечно, — я представил себя на месте получателя такого «письма».

— А вдруг баба действительно такое напишет, и что — вешаться, что ли? — продолжал мой друг. — Слушай анекдот, вспомнил только что. Солдат получает письмо от любимой девушки. Та пишет, что встретила другого, и просит вернуть ее фотографию. Опечаленный солдат собирает все ненужные фотографии женщин у всего взвода и посылает их с запиской: «Дорогая, к сожалению, я не могу вспомнить, кто из них — ты. Пожалуйста, забери свою фотографию и верни остальные». Вот так нужно действовать. Стань скользким мячиком, который невозможно удержать: никому не показывай своих болевых точек и слабостей. Пресекай всякие попытки разговоров на интимные темы, а то за решеткой хватает умников, которые заводят невинный, на первый взгляд, разговор о том, кто как со своей женой, а потом загоняют тебя в «гарем». В России больше 40 % осужденных подвергались сексуальному насилию в местах заключения. В камере будь как можно незаметнее. Если не знаешь, как поступить в той или иной ситуации, лучше поинтересуйся у более опытных сидельцев. Если их нет в твоей хате, отпиши по централу — люди есть везде. Избегай конфликтных ситуаций, старайся уважать себя, окружающих и сложившийся в хате быт и порядок. Ни в коем случае не лезь в чужую игру на интерес — ни с советами, ни с поправками, ни даже если заметил, что один из игроков мухлюет. Не вступай в тюремные споры. Единственный способ победить в споре — не ввязываться в него. И последнее, Серега: никогда не бери чужие вещи, не спросив предварительно разрешения. В остальном разберешься сам, главное — ничего не бойся и будь самим собой.

* * *

Катя влипла в ужасно неприятную историю: оказалось, что Гриша — тот самый урод, что был со мной в ИВС и которого я просил позвонить Кате, втерся к ней в доверие и под видом того, что его родственник работает на Володарке и может передать мне мобильный телефон, «развел» ее на $3 тыс. Когда же спустя неделю я так и не вышел на связь и Катя потребовала у этого подлеца вернуть деньги и телефон, ублюдок подбросил в ее машину пять граммов «травы» и позвонил куда следует.

— Ну, как дела? — начал издалека невзрачный рыжий следователь Радненок, который как-то раз заменял Макаревича.

— Плохо, но привык. Чем обязан?

— Все молчишь?

— А

то.

— А Катя твоя, оказывается, наркоманка…

— В смысле?! — я, как мог, постарался придать своему лицу удивленное выражение, хотя еще вчера узнал о случившемся от адвоката и был в курсе, что вопрос уже решается.

— Да-да, у нее обнаружили наркотики, — ехидничал Радненок. — А ведь мы бы могли ей помочь, но ты нам ничего не хочешь рассказать…

— Себе лучше помоги, — сквозь зубы процедил я и выдохнул в лицо следаку клуб густого сигаретного дыма. — Бог не фраер — он все видит!

Против Катерины завели уголовное дело по статье 328 УК РБ, предусматривавшей, между прочим, от двух до пяти лет лишения свободы, продержали ее пару дней в ИВС, и если бы не связи наших друзей и ее полная невиновность, дело могло закончиться очень плохо. Стоило огромного труда прекратить это дело и добиться возбуждения его в отношении того, кто подбросил ей наркотики.

Глава 21

Новый год

Расследование моего дела шло своим чередом. Катерина постоянно поддерживала меня, присылая порой по нескольку писем в день. Она же взяла на себя всю организацию для меня передач и всю работу с адвокатами. Следователь предоставил нам двухчасовое свидание, на котором от нее впервые прозвучало, что мы могли бы пожениться, но ни она, ни я не хотели делать этого, пока я нахожусь в СИЗО. Было решено дождаться мало-мальской определенности, а уже потом думать о бракосочетании.

Моя мать тем временем пыталась оформить развод со своим мужем-алкоголиком, но тот отчаянно сопротивлялся и не давал ей развода.

— А что за гусь этот Новиков? — спросил однажды Макаревич во время нашей очередной встречи.

— Какой Новиков?! — я не сразу сообразил, о ком идет речь.

— Да отчим твой.

— Аа-а, этот недоразвитый… А что такое?

— Да звонил мне как-то, примерно через неделю после твоего ареста. Сам меня нашел — я ж его знать не знаю. Представился и сказал, что может предоставить какие-то улики против тебя и все такое. Я отправил к нему опергруппу, те приехали к вам за город — неблизкий свет, а этот Новиков пьяный, еле языком ворочает. Сунул моим операм дискету какую-то «со следами твоих преступлений». Размагниченную, как позже в отделе выяснилось.

— Да мразь редкая. Матери моей всю жизнь испортил, теперь вот и мне пытается…

— Кто ищет, тот найдет, — непонятно к чему произнес Макаревич.

— Это ты о чем?

— Рано или поздно все свое находят. Это он тебя чекистам сдал…

— Что?! — я не поверил собственным ушам.

— Ну а как, ты думаешь, мы на тебя вышли? Батюк с Воропаевым проплати… Нет, лучше по-другому: ваше дело было приостановлено в связи с тем, что ты скрылся и был объявлен в розыск, и лежало в самом дальнем сейфе. Ты возвращаешься из Украины, уже полгода зависаешь в Минске, постоянно на виду — клубы-рестораны, и только через полгода тебя берут. Никогда не задумывался, почему так? А ведь мы практически сразу узнали о твоем возвращении в Беларусь.

Чем больше Макаревич рассказывал, тем отчетливее в моей голове складывался пасьянс из на первый взгляд незначительных, но неотвратимых событий, приведших в итоге к моему аресту.

— И не сидел бы ты сейчас здесь, если бы твой отчим не поехал в КГБ и не настучал, что ты, находясь во всевозможных розысках, преспокойно живешь в Минске и ни от кого не прячешься, — продолжил следователь.

Ага, это объясняет, почему при задержании вместе с мусорами присутствовал кагэбэшник, — положил я еще один пазл в общую картину.

— За что он с тобой так? — отвлек меня от размышлений больше риторический вопрос Макаревича.

За что… А действительно, ЗА ЧТО?! Я не находил логичного ответа на данный вопрос, но вслух сказал:

— Источник всех своих проблем и ссор с моей матерью Новиков видел не в своих бесконечных запоях и рукоприкладстве, а во мне. Типа я мать настраиваю против него. Шизофреник чертов. Он в армии в разведке служил. На Дальнем Востоке. Там и спился.

Ну и как объяснить, что не прошло и недели после моего разговора с Макаром, как мой несостоявшийся папаша сменил прописку на соседнюю в прямом смысле хату? Не имея за свои пятьдесят ни малейших проблем с законом, он сел за убийство. Ну, как я уже говорил, бог не фраер…

— Давай заберем его к себе в хату, — уговаривал я Фила. — Поговори с мусорами, я пять «листов» заплачу. А там посмотрим, что с ним делать.

Филонов записался на прием к оперативнику.

— Не получится, Серый, у нас забрать его, — сказал он мне через час. — Видно, опасаясь расплаты за свои грехи, твой отчим уже с порога написал заявление на имя начальника тюрьмы, где просил ни в коем случае не переводить его к тебе.

А жаль.

За убийство человека Новиков получил всего девять лет, из которых отсидел только четыре с половиной.