Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир
Шрифт:
Сейчас же мне хочется ответить более обстоятельно и детально, ибо я не сомневаюсь в том, что мой ответ заинтересует читателей.
Подобно всем другим людям я думаю обо всем, что меня окружает и что доступно моему восприятию. Думаю я, например, о том, что в данный момент на улице льет сильный дождь и дует холодный ветер. Для того чтобы я могла представить себе этот условный дождь, мне вовсе нет нужды выходить каждый раз на улицу и обновлять свои восприятия и ощущения дождя, холода, ветра. Для того чтобы мысленно представить себе эту картину, мне достаточно подумать о том, будто сегодня скверная погода. Думая об этой погоде, я как будто ощущаю на коже своего лица и рук холодные капли дождя, которые, падая одна за другой, тоненькими
Но вот я думаю о другом: я воображаю, будто нахожусь где-то на даче летом. С одной стороны дачу окаймляет уходящий вдаль лес, с другой тянется обширный луг.
Если я представляю себе, что в лесу растут ели и сосны, то мне нетрудно вызвать произвольное ощущение смолистого запаха этих деревьев, а также представить их стволы, ветки и нагретую солнцем хвою. Представляю я также и луг, т.е. представляю не то, что этот луг обширен — для меня это лишь условное понятие, — а то, что растет на лугу и источает запахи. На лугу растет трава, разнообразные полевые цветы с не менее разнообразными запахами. И когда в моем воображении возникают цветы — не просто мимолетно «мелькают», а ясно и четко, так что я представляю строение Цветка: венчик, чашечку, стебелек с листочками и даже корни (если я мысленно вырываю цветок из земли с корнем), — вместе с этим мне чудятся запахи полевых цветов. Например, запахи ромашки, кашки, васильков, незабудки, лютика… При этом я вспоминаю отрывок из стихотворения И. А. Бунина «Полевые цветы»:
Есть на полях моей родины скромные Братья и сестры заморских цветов, Их возрастила весна благовонная В зелени майских цветов и лугов. Веет от них красотою стыдливою, Сердцу и взору родные они…А вот еще пример. Я неоднократно бывала у моря, хотя и не всегда купалась. Иногда просто сидела на берегу, рылась в песке, подбирая камешек к камешку, чтобы были приблизительно одинаковые по величине и гладкой поверхности. В этих случаях я могла воспринимать море благодаря обонянию и кожным ощущениям; я чувствовала специфический запах моря, особенно сильно пригревающее солнце на пляже, а также достигавшие меня брызги от плеска волн. Однако в любое время года и независимо от того, где я нахожусь, я могу вообразить, будто ощущаю резкий запах моря.
Однажды в Москве весенней ночью я не спала; думала о том, в каком месяце и где именно проведу летний отдых. Мне очень хотелось поехать к морю. Думая об этом, я вдруг явственно ощутила запах моря. С каждой минутой этот запах усиливался, наконец, мной овладело какое-то мучительное желание в действительности ощутить настоящий запах моря. Эта тоска по морю кончилась тем, что я, желая выразить словами свое состояние, взяла письменный прибор, бумагу и написала за один присест целое стихотворение «К морю» (см. в разделе «Стихи»), начинающееся:
По тебе душа тоскует, Друг могучий, друг мой грозный. Над тобой весна ликует, Красотой пленяя звездной…Эти мнимые запахи моря отнюдь не случайны, не выдуманы мной, а результат ранее воспринятого, прочно усвоенного «материала», полученного из внешнего, материального мира, с которым так тесно связана и вплотную соприкасается деятельность человеческого организма в целом и высшая нервная деятельность в особенности.
«…Хорошо известен тот факт, что деятельность нервной системы направляется, с одной стороны, на объединение, интеграцию работы всех частей организма, с другой — на связь организма с внешней средой. Деятельность, направленная на внутренний мир организма, можно было бы назвать низшей нервной деятельностью, в противоположность другой, устанавливающей тончайшие отношения организма к внешнему миру, которой законно присвоить название высшей нервной деятельности…»
Под новый год
Будучи не совсем здорова, а также имея интересную книгу для чтения, я отказалась от приглашения друзей встретить вместе с ними Новый год…
— Ведь вам будет скучно одной, — сказали мне.
Но мне вовсе не было скучно, и, хотя в книге ничего не говорилось о встрече Нового года, я тем не менее с удовольствием читала ее. Когда же последний час старого года подходил к концу и от наступающего Нового года меня отделяли две-три минуты, я отложила книгу, стала прохаживаться по комнате, ясно представляя себе, что вот сейчас будет 12 часов: люди по радио услышат бой кремлевских курантов, взглянут на свои часы, воскликнут, обращаясь друг к другу «С Новым годом!», поднимут бокалы, наполненные вином…
Мне представлялись празднично убранные, уютные комнаты, переполненные оживленными людьми. Чудились запахи вина, закусок, табачного дыма… Я мысленно переносилась к этим людям, поздравляла их с наступающим Новым годом, вместе с ними поднимала бокал; мне казалось, что я даже ощущаю вкус вина во рту. Это ощущение было настолько сильно, что я поймала себя на том, как мысленно провозглашаю новогодние тосты.
Итак, оказывалось, что я ничего не потеряла, оставшись дома одна. Мысленно я была с людьми, приветствовала их, выражала им свои наилучшие пожелания. Правда, люди об этом не знали, не догадывались, что я о них думаю и ясно их представляю в эти торжественные минуты; но от этого не были хуже мои мысли о людях, не блекло мое представление о празднично убранных комнатах с нарядными елками (я даже ощущала смолистый запах этих елок), не умалялась теплота моих искренних пожеланий добра и счастья людям. Я знала, что не все люди веселятся и счастливы в этот вечер…
Я подумала о Северной Корее, и мне чудилось, что я чувствовала, как сотрясался воздух от гула летящих бомбардировщиков и грохота сбрасываемых ими бомб. Это летчики США по инструкции Уолл-стрита бомбили корейские города и селения. Вместо Праздничного оживления и веселья здесь царил грохот от разрушений, слышен был плач детей, матерей и стариков, раздавались стоны раненых и умирающих…
Этим обездоленным людям, которых американские империалисты подвергали нечеловеческим страданиям, я мысленно слала свои пламенные пожелания, внутренне я говорила им: «Пусть же этот новый год принесет вам мир и прекращение навязанной интервентами войны. Пусть скорее настанет тот день, когда вместо разрухи, пожарищ и гибнущих людей корейский народ увидит землю прекрасно цветущей, с засеянными полями, садами, в зелени лесов… А в сверкающих под лучами солнца городах задымят трубы фабрик и заводов, на которых будут работать десятки тысяч счастливых мирных людей, радостно строящих свою новую жизнь в условиях свободного социалистического государства…»
Все то, что я желала корейскому народу в эту новогоднюю ночь, представлялось мне очень ясно, жизненно, действенно, с множеством подробностей. Это потому, что я была не одинока, весь наш народ слал героическому корейскому народу свои дружеские, пламенные, наилучшие пожелания…
Но не одному корейскому народу мы шлем приветствия, нет! Всем миролюбивым народам, стремящимся к мирной трудовой жизни, к знаниям и культуре, мы, советские люди, шлем новогодние приветствия и искренние пожелания счастья и мира во всем мире!