Как закалялась сталь - 2057
Шрифт:
Вот оно как, вот так вот бывает. Идёшь ты, идёшь, и вдруг у тебя три секунды на всё, и про всё. А ведь он... Любил. Да, по-настоящему любил своего младшего непутёвого, озорного, и одновременно серьезного братца. Худого, с тонкими чертами лица, всегда с непослушной копной на голове. Да, он всегда думал, что готов за любого из братьев-сестер отдать жизнь, не задумываясь. А вот как оно на самом деле... Глубокий, бессильный стыд затопил сознание. Сотни и сотни раз Марат проигрывал бег Альмы, и свое позорное бегство. Вот тебе и старший брат, вот тебе и любовь на всю жизнь!
Ну как же так?
Глава 4
Ну как же так?
– всплеснула
– Ну и какого черта вы собаку дразнили?
"Это что ещё за …."?
– чуть не вырвалось у Марата.
Но, поборов себя, вслух сказал:
Бабуль, не делали мы ничего. Просто шли. Он взял, и натравил собаку.
Да мне уж все рассказали, - продолжала бабка.
– Шли, орали, камень бросили, Гена едва успел среагировать.
И Марат все понял. Ну конечно, у Гены два взрослых свидетеля. Взрослые же не врут, ага, конечно, зачем им? И против троих взрослых - два пацана, которых прекрасно знают в деревне как мелких хулиганов. Ну да, а как же? Все вместе и в сады лазали за яблоками и сливами, и грубили, и много чего ещё. Никто не поверит, не вызовет полицию, да если и вызовет, все повторится. Марат чуть слышно скрипнул зубами.
Вы то хоть нам верите?
– спросил он сестер гораздо позже, вечером, когда все страсти улеглись.
Верим конечно, - сказала Ленка, а Женька утвердительно помотала головой. Но Марат уже хорошо видел, он научился. Если говорить в процентах, то на пятьдесят один - девчонки верили. И на сорок девять - нет.
Ладно, - резюмировал Марат - Ладно...
В добавление ко стыду пришла злость. Но где-то он читал, что злость гораздо лучше отчаяния, и сейчас в полной мере убедился. Он достал дневник из сумки, открыл его. Напротив строки "способность защитника" у него стояла восьмерка. Да, именно на столько он оценил это свое качество. После многих лет тренировок, после сотен открытых ковров и соревнований в борьбе, после стольких побед, и даже титулов - он осознал что не способен защитить брата, любимого человека - ни от собаки, ни от лжи. Минимальный авторитет деревенского пастуха-забулдыги и строка закона оказались гораздо сильнее его способностей. Как сказал бы Федор Михайлович (Достоевского Марат тоже читал, заинтересованный отношениями Раскольникова и Мармеладовой) – «тварь он дрожащая и права не имеет». Экзамен провален. Пока - провален. Впереди пересдача. Он твердой рукой зачеркнул "восьмёрку"...
Прадед Марата, умерший лет пять назад, был фронтовиком. Великую Войну он встретил в охране аэродрома под Минском. Потом было отступление. Так как дед к тому времени был комсомольцем, его и записали в особый комсомольский штурмовой отряд. Он стал штурмовиком. Прадед о войне рассказывал мало. Вспоминал обычно, как их гоняли - днём и ночью, по болотам и холмам, по лесам и полям - и чтобы ничего не звякнуло, чтобы ни одного шороха. Кто-то запнулся, упал со стуком - и по новой, на исходную позицию. Это ближе к Берлину штурмовые бригады шли во весь рост. За пятидесятитонными непробиваемыми танками, закованные в сталь панцирей как гоплиты, рыком выбивая остатки мужества из противника. А тогда, в сорок втором и третьем - они без всяких танков, ночью, целой бригадой, абсолютно бесшумно добегали до окопов противника и вырезали там всех, без единого выстрела. Михаил Александрович (так звали прадеда) - усвоил штурмовую тактику накрепко. Ничего не боялся. Однажды применил свои умения в мирной жизни - и совершенно естественно угодил в тюрьму. Где быстро получил авторитет, и огромного орла во всю грудь.
Прадеда боялись. Все вокруг. Кроме Марата. Потому как Марат, сколько себя помнил, всегда был рядом со старым штурмовиком. Они
В деревне прадеда всегда звали "на убой". Тогда, десять лет назад, многие держали поросят, баранов, кур, кроликов. И многие просили помочь именно прадеда, особенно если зверюга была огромной.
Михаил Александрович заходил в темноту загона, садился на табуретку. Ставил на пол тазик с варевом. Когда подходил огромный хряк, прадед трепал его за уши, гладил. Потом доставал из кармана свой нож, специальный, который он звал - "Белка". Сделан этот нож был из тонкого трехгранного напильника. Лезвие мягко уходило под лопатку, и огромное животное умирало, тихо и совершенно беззвучно.
Дядя Миша почти всегда брал правнука с собой.
Смотри где у него сердце, достать надо до него, - говорил спокойно прадед.
– Спереди туда не доберешься, чуть не так - ушло по ребру. Или не под тем углом. Горло тоже нельзя - очень шумно воздух уходит. Булькает. А вот так если делать, то человек напрягается. Думает – пересилю. Только челюсти крепче сжимает.
Да, так и сказал – человек. Именно после этой фразы Марат вдруг осознал, рядом с кем он находится, и кто все эти годы его оберегал. И почему у старого напильника есть имя.
И вот уж прадед «тварью дрожащей» точно не был. Был бы жив Михаил Александрович, и ситуация сложилась бы совершенно по иному. В деревне появилась опасность. Сумасшедший с ружьем. Или агрессивный пьяница-пастух с собакой. Значения не имело. Собака могла схватить Илью не за ногу, а за горло. Она была опасна. Как опасно ружье в руках психопата. Старый штурмовик выслушал бы всех, посидел бы немного в тишине, вышел на улицу, и стал бы на земле и законом, и судом, и наказанием.
Марат никогда не боялся прадеда, даже когда тот напивался, порой очень сильно. Не пугался, а даже наоборот - его любовь к прадеду становилась ещё больше.
А потом - инсульт. Прадед сопротивлялся долго, несколько месяцев. Лежал в кровати с перекошенным лицом, почти ничего не соображая, обрастая щетиной и пролежнями. Видимо, там, далеко наверху, долго совещались - куда определить этого страшного человека, и стоит ли его вообще забирать. Только за час до смерти он очнулся, лицо его вдруг выровнялось, и, по словам бабки, он сказал следующее:
Слышь, Фаина, не в тягость. Сходи на улицу, найди девку, да такую... красавицу... Объясни, она не откажет. Хочу последний раз за женскую сиську подержаться.
Прабабка от такого громко вскричала, и обрушила на голову прадеда ураган ругательств. Которые он спокойно выдержал, и произнес последние слова:
Ладно, не пыли, карга старая. Уж и попросить нельзя...
После чего закрыл глаза, но уже насовсем. По воспоминаниям прабабки (умершей следом, в тот же год) - Михаил Александрович ходок тоже был ещё тот, под стать Пушкину.
Он всегда говорил Марату:
Главное в нашем деле это спокойствие, тренировка и подготовка. Если ты спокоен, хорошо тренирован и заранее подготовился… Если знаешь, что и как должно быть сделано - любая задача тебе по плечу.
У прадеда было много умений. Он действительно умел ходить по лесу совершенно бесшумно (это в кирзовых то сапогах!). Но мало того, он и в открытом поле мог пропасть из виду. Вот только что его фигура маячила впереди, в двадцати шагах. И вот - он пропал. Хоть глаза протирай. И снова появился. Марат только после длительных наблюдений заметил, что прадед клонился к земле только тогда, когда налетал порыв ветра. Упругий воздух нагнёт траву - и прадед следом, как будто и его давлением пригнуло. И вот в такие моменты он и пропадал, сливался с реальностью.