Как же быть?
Шрифт:
Сто первый город страны. Тот же древний инстинкт вёл некогда их предков, преодолевавших пустыни и леса в своих огромных грубых фурах в погоне за золотом и чернозёмом. Кости многих из них усеяли окрестности Сто первого.
Давно иссякло золото в этом краю. Теперь его извлекали не одинокие золотоискатели, с зари до заката трясшие свои противни на берегах ручьёв, а хозяева игорных домов.
И золото, собираемое ими в игорных автоматах, с зелёного сукна рулетки и карточных столов за одну ночь, не смогли бы добыть сотни
А вот мелкий люд — то, что вроде Лори и Кенни прибыли сюда в погоне за счастьем, сильно смахивали па своих предков. Они тоже, каждый в одиночку, по крупицам пытались выловить золотые зёрна в мутном потоке городской жизни, работая до седьмого пота. Но, как сказал однажды Лори один из его товарищей-разносчиков, более умудрённый жизненным опытом: «Если хочешь только быть сытым, достаточно работать, но если хочешь стать богатым, надо придумать что-нибудь другое».
Не только Лори — все в этом городе старались придумать «другое». Но мало кому это удавалось.
Разумеется, владельцы игорных домов, вроде господина Гордони, или даже редактор «Утренней почты» Дон со всеми его неудачами — те придумали. У них были красивые большие дома, окружённые садами, дорогие автомобили, деньги на текущем счету.
А остальные? Взять для примера хоть его газету. За два года работы в ней Лори хорошо изучил жизнь «Утренней почты». Эта жизнь начиналась часов в двенадцать. К тому времени в мрачное четырёхэтажное серое здание стекались секретарши, машинистки, курьеры, кассиры — мелкая сошка. Позже подъезжали заведующие отделами, художники, редакторы.
Часа в три появлялся сам господин Дон, и начиналась кутерьма. Носились курьеры в поисках запропастившихся репортёров, созывались совещания, устраивались разносы. Скандалили обиженные газетой… И только на четвёртом этаже царила тишина. В звуконепроницаемых, охраняемых секретарями и помощниками кабинетах священнодействовали обозреватели, в телетайпном зале за огромным подковообразным столом сидели, вооружившись ножницами, редакторы и отбирали нужную им информацию из бесконечного потока новостей, накачиваемого телеграфными агентствами в эту комнату.
Воздев на лоб зелёный прозрачный козырёк, то оттягивая, то со щёлканьем отпуская подтяжки, заместитель главного редактора господин Фиш планировал номер. К нему без конца звонили заведующие отделами, обозреватели, ведущие репортёры, сам господин Дон и требовали, просили, уговаривали, умоляли поставить в номер тот или иной материал.
Господин Фиш никогда никому не отказывал. Такого ещё не бывало. Он всегда и всем твёрдо обещал — доверительно, доброжелательно, любезно. Виновато и любезно он выслушивал на следующий день брань и упрёки, когда обнаруживалось, что обещание не выполнено и материала в номере нет.
Он позволял себе обманывать даже главного редактора. Единственный, кого он никогда не обманывал и чьи просьбы выполнял
Компании, фирмы, магазины всё больше обращали свои взоры в сторону возносившейся в небо телебашни и всё меньше несли объявлений в мрачное четырёхэтажное здание «Утренней почты». Это обстоятельство заставляло господина Фиша нервничать. Щёлканье подтяжек звучало теперь чаще и беспорядочней.
Самыми яркими фигурами в газете были репортёры. Им Лори тайно завидовал и восхищался ими. Конечно, и здесь существовали традиции. Одних, как, например, Луки (всех репортёров звали Луки, Дики, Маки и т. д.) из отдела светской хроники, или тех, кто освещал работу городского муниципалитета, все уважали. Они могли без стука входить к господину Дону в кабинет. Ничего жилось и полицейскому репортёру, и спортивному обозревателю.
А вот специалиста по освещению профсоюзной жизни никто не ценил. Он с утра до вечера мотался по разным собраниям, писал сенсационные разоблачения о нравах, царящих на немногих городских промышленных предприятиях. Но их никто не печатал.
И репортёр, в чью задачу входило рассказывать о строительстве жилья, благоустройстве, городском транспорте, тоже не мог тягаться со своим коллегой, прикреплённым к муниципалитету и, в отличие от него, освещавшим не дела, а слова муниципальных советников…
Часам к одиннадцати вечера номер бывал в основном готов, и его спускали в типографию. И тут снова начиналась кутерьма.
Греясь в ожидании газет в огромном, пахнущем краской и машинами зале, Лори частенько видел, как вдруг номер требовали наверх, снова приносили и снова уносили. В последнюю минуту происходила какая-нибудь сенсация, которую срочно требовалось всунуть в газету: кого-то убивали, похищали, грабили; кто-то умирал, женился, разводился; где-то начиналась война или свергался президент; разорялась крупная компания или падали в цене важные бумаги.
Мгновенно набирались огромные заголовки, специалисты по «атомным» репортажам прямо здесь же, в типографии, диктовали живописные подробности событий, при которых они не присутствовали, и из номера, чтобы найти место, выбрасывались крохотные заметки злополучного репортёра по профсоюзным делам или коллективное письмо с жалобой на незаконные действия полицейского.
Но если б не хватило места даже для сообщения о том, что страна вступила в войну или что в соседнем городе высадились марсиане, господин Фиш всё равно не выбросил бы самого маленького рекламного объявления.