Какого цвета небо
Шрифт:
– Иван шестьдесят три рубля получил, – сказал Вить-Бить.
И все они снова замолчали. А я успел еще порадоваться втихомолку, что вот наконец-то и моя первая рабочая получка, и нам с мамой теперь будет полегче, даже здорово легче!
– Деньги, вроде бы, и небольшие… – опять начал Ермаков.
– Но – трудовые они! – сказал дядя Федя. – Своими руками и горбом заработанные, что называется! – Остановился, обернулся ко мне.
И все остановились, и пришлось мне все-таки показать
– Я эту работу немного знаю, – сказала Татьяна. – Наш класс был у вас на практике.
– Да мы помним, – сказал Вить-Вить и снова пошел вперед, а все остальные – за ним. – Только из всего вашего класса к нам на завод пришли шесть человек, то есть работать пришли. А в нашем цеху – один Иван остался, если не считать Петухову в бухгалтерии.
– Да, – сказала Татьяна.
– Какие родители как на это смотрят… – заметил дядя Федя.
Татьяна заговорила поспешно:
– Мои родители – геологи, и отец и мать. Все время ездят в экспедиции. Как себя я помню, все больше с бабушкой находилась, это мать отца. Она сейчас уехала к другому своему сыну, у него дочка заболела, а жена работает.
– Ох уж эти бабушки… – неопределенно вздохнул Белендряс.
– Бабушки как бабушки! – сказал дядя Федя. – Вот и ее, – он кивнул на Татьяну, – вырастила одну внучку, теперь – вытаскивай другую.
– Да, – сказала Татьяна.
– Если вместе, конечно, то и в командировки можно, – сказал Ермаков.
– Это раньше они ездили в одной экспедиции, – ответила Татьяна, – а теперь уже – в разных. – Помолчала, договорила смущенно: – Они начальники разных экспедиций, оба защитили диссертации, это такие работы…
– Знаем, – перебил ее дядя Федя. – У меня один сыночек даже доктор физико-математических наук, профессор, целым институтом командует.
– Ну, вот видите! – чуть погромче ответила Татьяна. – А вы ведь – работаете! И по возрасту вы… чуть постарше меня.
И тут впервые все слегка улыбнулись.
– Я, кстати, тут письмо от отца получила, – подчеркнуто-безразлично выговорила Татьяна, остановилась, доставая из сумочки письмо; и мы все остановились; она открыла конверт, достала листок, развернула его: – Написала ему, что раздумала идти в институт, и вот что он пишет, – показала пальцем.
В той строчке письма, на которую она показывала пальцем, четким и твердым почерком было написано: «Чтобы стать настоящим журналистом, надо хорошо знать жизнь. А поэтому я согласен с тобой, что ты решила сначала поработать».
Татьяна была багровой, я опять
– Ну что ж, – спокойно начал Вить-Вить, снова шагая вперед. Татьяна поспешно убирала письмо, и руки у нее чуть подрагивали. – Твой отец правильно пишет, узнать жизнь надо как следует каждому.
А я вспомнил, что за сочинения Татьяна всегда получала пятерки, мама даже зачитывала их, ставила в пример.
– А то потом приходят такие командиры производства!… – прогудел Белендряс
– А физически я – вполне здоровая!
– Да это мы видим, – сказал Филя, и все засмеялись.
Потом Вить-Вить вздохнул:
– Я сегодня говорил Ивану, что Валентина Ивановна все одна и одна дома.
Татьяна посмотрела на него, кивнула.
– Иди погуляй, – сказал мне дядя Федя.
Я пошел куда-то в сторону, оказалось, через улицу я пошел. Чуть не наскочил на самосвал, тот загудел тревожно, я отпрыгнул обратно на панель, затоптался на месте.
– Иван, – позвал меня Вить-Вить. Я подошел.
– Таня придет к нам с первого сентября.
– Пусть свой законный отпуск отгуляет, – пояснил мне дядя Федя.
Я кивнул.
– Ну – и ладушки! – подытожил Вить-Вить, протянув Татьяне руку.
И все поочередно попрощались с ней за руку. Филя, вспомнив свои фокусы, снял с плеча Татьяны конфетку, вручил ей торжественно.
Мне только кивнули – за руку у нас не принято прощаться, – пошли обратно.
– Слушай, давай посидим, а? – попросила меня Татьяна, показывая на скамейку в сквере.
– Давай.
– Там в письме, что я показывала, – сказала она, не двигаясь с места, – есть насчет журналистики… Я тебя очень прошу, очень: забудем об этом года на три, на пять, а?
– Хорошо! – почему-то даже обрадовался я и взял ее за руку.
И тогда она, улыбаясь уже, спросила:
– А ведь я выдержала экзамен, да?
– Какой? – И тут же понял: да! Вить-Вить же сказал: «Ну – и ладушки!» И никак мне было не спросить, о чем они разговаривали, когда дядя Федя послал меня погулять.
– Они сказали, чтобы я пока побыла с Валентиной Ивановной,
Я потянул Татьяну за руку к себе, откровенно намереваясь прямо на улице поцеловать ее. Она согласно придвинулась ко мне, только глаза у нее снова были совсем зелеными. И даже какие-то искорки в них прыгали, маленькие и насмешливенькие. – Извини!
– Нет, отчего же…
– Просто – спасибо тебе.
– Ах ты! – откровенным движением обняла меня за шею, мы поцеловались и очень быстро пошли.
Прошли уже несколько улиц, когда я опомнился и сказал: