Кальдур Живой Доспех
Шрифт:
Старый алкаш Дукх скалился в блаженной улыбке и покачивал головой, соглашаясь сам с собой в том вопросе, что уже давно настала пора достать из погреба его настойки, что за зиму только набрали живительной для него силы.
Молодые шпанцы носились туда-сюда и орали дурниной, словно они сами были всю зиму заперты в погребе, только-только увидали белый свет и вспомнили, что такое бегать.
Суровый, но заросший жирком за зиму Кредх сверкнул недовольным взглядом на тяпку Кальдура – перед посевной ему самому надлежало навести порядок на своём поле и починить инструмент. Кальдур нагло
Путь до дома оставался неблизким, жили они на отшибе по дальней стороне, далековато от ручья. Перспектива переться за тридевять земель, таскать воду от колодца и растапливать баню, чтобы привести себя в порядок и оттереться от въевшейся земли, Кальдуру совсем не понравилась.
Вместо этого он схватил бесхозное дырявенькое ведёрко, висящее на заборе, набрал воды из колодца и вернулся назад, к полям и амбарам. Зашёл в самый дальний и старый, огляделся, убедился, что он один, ушёл в самый дальний конец, спрятался за стогом прошлогоднего сена. Пнул досточку, так чтобы она вышла вверх, подцепил её пальцами, вынул из ямки кусок мыла и вехотку, кинул в стог сена сумку, отставил тяпку и стянул обувь. Чертыхнулся несколько раз, ощупывая шишку на пол лба, и гадая лопнет ли она в самый не подходящий момент или нет. Послал всё к чёрту, стянул рубашку, портки, намылился быстро, зашипел, когда мыло попало на ранки и ссадины, натёрся, да смыл.
– А… э… ы… – раздалось у него за спиной.
Он резко обернулся, выронил ведро прямо себе на пальцы, выругался и застыл. В глубине амбара, прямо перед ним, с глазами направленными точно в середину, стояла девушка, лишившаяся дара речи.
– Анижа! А ты что здесь забыла?! – прикрикнул он на неё.
Красный рисунок стыда покрыл её щёки и лоб, она хватанула воздух, породив нелепый почти хрюкающий звук, и развернулась, так быстро и резко, что едва не упала. Кальдур бесшумно выдохнул и попытался успокоить скачущее галопом сердце – девушка вряд ли увидела то, что Кальдур не хотел никому показывать. Её внимание отвлекло совсем иная часть его тела.
– Я… – робко попыталась она.
– Опять следишь за мной? – ехидно улыбнулся Кальдур, девушка дёрнулась словно от удара кнутом.
– И вовсе нет! – крикнула она и топнула ножкой. – Дурак ты, Кальдур. Настоятельница послала меня за сек…
– За сеном? Разве монахи теперь питаются как лошади? – усмехнулся Кальдур, разглядывая набитый наполовину мешок у ног девушки.
– Дурак! – она неуклюже развернулась, чтобы накричать на него, вспомнила, что он голый и тут же отвернулась назад. – Чтоб тебя ещё сильнее измутузили!
– Честно говоря… – Кальдур изо всех сил пытался удержать смех и казаться очень серьёзным и взрослым. – Я подумываю сходить к настоятельнице и рассказать ей о твоём… нездоровом влечении. Ну… к голым мужчинам и подглядываниям… Знаешь ли, для жрички это никакое не…
– Никакая я тебе не жричка! – прошипела Анижа. – А пойдешь к настоятельнице, я скажу, что ты заманил меня в амбар и показывал свои причиндалы! И слюни пускал! Одержимый!
– Ладно, уела, – Кальдур примиряюще рассмеялся. – Можешь повернуться,
Анижа повернулась и тут же зажмурилась.
– Ничего ты не оделся! – она завизжала от досады и рванула вслепую к выходу. Напоролась на колонну, зашипела, обошла её и уже с открытыми глазами устремилась на улицу.
– Эй! А сено-то тебе зачем? – окликнул её Кальдур.
– Чучело будем жечь. Жаль не твоё, Кальдур! Ты сам чучело!
Он проводил девушку взглядом, ехидно улыбаясь и не без удовольствия разглядывая то, что обтягивала плотная юбка до ступней. Она, конечно, была симпатичной, но не настолько, чтобы Кальдур решился связаться с послушницей и бегать потом от жрецов по всей округе. А вот пошутить над ней он был совсем не прочь. Тем более, что его нападки более чем имели под собой реальное основание. Слишком уж часто он сталкивался с этой девчонкой и ловил на себе её взгляды.
Усмешка сошла с лица Кальдура, он недоверчиво осмотрел вид, открывавшийся из амбара, и заодно прошелся глазам по щелям в стенах – вдруг за ним подглядывает кто-то ещё. Не стоило никому видеть его шрамы.
Спешно набросил на плечи рубашку, наглухо застегнул её, надел портки и подпоясался. Из сумки достал флягу с холодным чаем из веток и кусок хлеба, обёрнутый в тряпочку. Желудок радостно заурчал, принимая заслуженную пищу, по которой и он, и Кальдур, уже успели соскучиться. Солнце ещё больше нагрело воздух, вне ледяного ветра и открытого поля стало даже жарко, тело приятно потяжелело и болело от труда, а еда и питье расслабили его окончательно.
Кальдур вышел на порог амбара и уставился на край деревни. Идти к берегу или искать своих приятелей чуть помладше ему уже расхотелось. Вечер обещал быть промозглым и не располагал к куренью трубки или приёму самогона. Он оглянулся и уставился на стог прошлогоднего сена. Давненько он не дремал на свежем воздухе. Пара часиков живительного сна должны взбодрить его и настроить на нужный лад – или поиск приключений в округе, или же чтение книг дома, которые он уже успел прочитать раз на десять.
Он забрался на самую вершину, раскидал травинки, нырнул внутрь и зарылся. Ошеломительный запах ничуть не выветрился за зиму, сено немного размякло от влаги и не так кололось. Мыши и змеи, его извечные конкуренты по сну в тёплом месте, спали в своих норах и досаждать ему не планировали. Тут он был совершенно один. Полудрёма приобняла его и поглотила, стоило ему только устроиться и принять горизонтальное положение.
Он думал об Аниже и других девушках из этой деревни и соседних. Может быть, его дядюшка прав, и ему пора уже остепениться и поискать ту, с которой бы он мог…
***
Ему было очень тепло. Словно горячее летнее солнце проникло сквозь засохшие стебельки и ласкало его кожу. Он ощутил на своём лице мягкое прикосновение длинных волос, приятное дыхание и дурманящий запах луга с сотней распустившихся цветов.
– Просыпайся, Кальдур. Они идут за тобой.
Мягкий шёпот раздался в его голове, как гром среди ясного неба, сердце ёкнуло и забилось быстро-быстро, сознание отшвырнуло от себя сон, и он приоткрыл глаза.
Вовремя.