Калифорнийская славянка
Шрифт:
Вождь калечи что-то крикнул своим воинам, и в ближний кустарник за селением потащили только упирающегося Лопеса и его подручного солдата. Оттуда вскоре раздались дикие крики.
А Алёна подвела офицерского коня к маленькому Вуку.
– Теперь это твой конь, Вук, – сказала она мальчику. – Бери, ты его заслужил.
Счастливый Вук забрался в седло, всё ещё не веря в происходящее. И на лице его сияла благодарная улыбка, обращённая к Алёне.
Вождь калечи тоже благодарно склонился перед Алёной.
– Вождь Шаста,
– Враги наши, вождь калечи, – твёрдо произнесла в ответ Алёна , – должны знать: кто с мечом к нам придёт, тот и погибнет от меча! Так!
– Так, вождь Шаста. И если будет нужно, то воины калечи встанут рядом с воинами макома. Только позови. Вот тебе моя рука.
И вожди-соседи пожали друг другу руки.
Когда возвращались обратно в своё селение, Алёна была задумчива и молчалива. Манефа, глядя на неё, отнесла настроение Алёны к только что случившемуся неприятному делу. Но, оказалось, что не так.
– Что бы это всё значило, Манефа? – спросила Алёна свою подругу и помощницу.
– О чём ты говоришь? – не поняла та.
– Что это за русские люди пришли сюда? И где они находятся?
– Откуда мне знать. Надо будет поискать.
– Да, надо будет узнать о том. Может, с Ситхи, может, с Кадьяка. А, вдруг, и мой Ванечка с ними, или тятенька. А если же нет, то они наверняка их знают. А, Маня?
– Может, так, а может и не так. Мало ли наших людей по всему побережью, – ответила Манефа.
– Всё равно… Кто бы они ни были, но это наши, и я к ним поеду, когда найдём… Сердцем чую, что про своих узнаю.
Глава седьмая
Место для закладки медной доски с надписью литыми буквицами «Земля российского владения» Иван Александрович Кусков выбрал почти посередине площади будущей крепости. На чистом и ровном месте вырыли неглубокую яму у подножья четырёхгранного столбика со шлемовидным верхом.
Толпа промышленных людей окружила в один из дней место закладки. Здесь и сам Кусков, и Слободчиков, и отец Никодим, и Иван Лихачёв с Фёдором. Тут же индейцы со своим вождём Валениллой.
Отец Никодим, подойдя к Ивану Александровичу, что-то сказал ему. Тот кивнул и батюшка начал подобающий к этому случаю молебен. Ему помогал дьякон Василий с разожжённым и дымящим ароматом ладана кадилом. Хор промысловиков и будущих первых насельников крепости помогал отцу Никодиму творить молитвы, и вот настал момент, когда батюшка, взяв кропило и окунув его в сосуд со святой водой, окропил крестообразно закладную доску.
– Освящается доска сия, – говорил речитативом отец Никодим, – означающая, что отныне место сие есть земля российского владения. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.
– Аминь, – вторил священнику
Отец Никодим окропил на все четыре стороны и стоявших вокруг закладной доски людей, а когда закончил молебен, то произнёс кратко:
– Как вознёсся на небо Господь наш, так и мы вознесём молитвы свои ко Господу, дабы сошла на место сие благодать Божия отныне и до века. Слава Отцу и Сыну и Святому Духу. Аминь.
Кусков со Слободчиковым подняли и положили закладную доску в яму, закрыли дёрном и Иван Александрович обратился к стоявшим вокруг людям.
– Други мои! Запомните сей день! Тысяча восемьсот двенадцатого года, мая в пятнадцатый день заложена и освящена доска наша, а вместе с нею положили мы сегодня начало пятнадцатой русской оседлости на американском матёром берегу под тридцать восьмым градусом северной широты и сто двадцать третьим градусом восточной долготы. Отныне здесь, на благодатной земле Калифорнии стоять будем и мы – русские люди! С Богом, братцы!
…И стройка русской крепости на высоком калифорнийском берегу Великого океана началась.
Застучали в недальнем лесу топоры и первые стволы сосны-чаги упали на землю. Лошадей не было, брёвна таскали от леса до стройки волоком, подкладывая под них круглые колья-катыши. На волоке брёвен работали все вместе: русские, алеуты, индейцы.
Мужики из промышленных, оставив на время ружья, взялись за топоры, а потом за лопаты и кирки. Они вгрызались в землю, готовя глубокую канаву под частокол будущей крепостной стены. И вот уже первые, заостренные сверху, брёвна встали ровным рядом друг к другу, возвышаясь над землей на целых две сажени.
– Ну что, Сысой Иваныч, поздравляю тебя с началом крепостной стены, – радостно и довольно улыбаясь, сказал Кусков работающему рядом Слободчикову и похлопал рукой по бревну, только что вставшему в частокол. – У любой крепости стена – главное для обороны дело. А чтобы ты, Сысой Иваныч, мог ещё предложить для этой самой обороны?
Иван Александрович развернул перед Слободчиковым чертёж крепости на плотной бумаге. Сысой немного задумался, изучая его, а потом изрёк:
– Вот здесь намечены по углам башни с напольной стороны. В них, думаю, надобно сделать стрельницы пошире. Не для ружей только, но и чтобы ствол пушечный тоже прошёл.
– Добро, – согласился Кусков. – А как нам укрепить ворота? Не поставить ли воротные башни? Ведь всякий штурм крепости начинается с ворот. А?
– Башни у ворот ставить не следует, но вот пушки по обе стороны их – это будет не лишнее. Да и сами крепостные ворота надо делать как можно крепче.
– Пожалуй, пожалуй, Сысой Иваныч. Пушки у ворот надо поставить. Ведь один их вид будет говорить о том, что у нас оборона серьёзная.
– Да, да, – кивнул Сысой. – Я не знаю, будут ли наши пушки в кого-нибудь стрелять, но ставить надо. Пусть все знают, что они у нас есть. И всегда наготове.