Калинова яма
Шрифт:
– А я говорю вам, что война будет, – вполголоса говорил Варенцов. – Это лишь вопрос времени. Не бывает дыма без огня.
– Глупости говорите, – ответила Седакова. – Ну какая сейчас война? Им в Европе войны мало, так еще и на нас лезть? Гитлер – не самоубийца!
– Вы ничего не понимаете. Ситуация сейчас очень плохая.
– Ой, да ну вас с вашими разговорами. Товарищ Сафонов! – обратилась она вдруг в его сторону. – А вот у вас было интервью с немцем из посольства. Как думаете, будет война?
Сафонов повернулся к ним вполоборота, затянулся папиросой и ответил:
– Глупости. Никакой войны не будет. Гитлер не самоубийца,
– Вот видите! – торжествующе обратилась она к коллеге.
– А вы, товарищ Варенцов, бросьте эти разговоры, – добавил Сафонов. – Панику сеете почем зря. Не надо так.
Варенцов замолчал с угрюмым лицом.
Сафонов вновь откинулся на спинку стула, затянулся и на секунду прикрыл глаза.
Из воспоминаний Гельмута Лаубе. Запись от 2 марта 1967 года, Берлин
Итак, в четыре утра мы выдвинулись из Бриуэги к мосту через Тахунью. Погода неприятно удивила: ночью пошел снег, и земля под сапогами превратилась в хлюпающее месиво. Я подумал, что это неплохо, поскольку слякоть немного задержит продвижение республиканцев, а из-за нелетной погоды они какое-то время не смогут бомбить наши позиции. Еще и мост. Значит, мы выиграем даже не три-четыре, а как минимум пять-шесть часов. И это уже очень хорошо. Ради этого можно потерпеть мерзкую жижу под ногами.
Нас было четверо. Мы были одеты в одинаковые серые шинели и каски Адриана – ползать по слякоти в этом неудобно, но это всяко лучше, чем закоченеть, не дойдя до моста, под этим густым и пасмурным небом.
Меня звали Хосе Антонио Ньето. Это имя было взято не для конспирации (не с моей нордической физиономией притворяться испанцем, да и не нужно это было), а скорее для удобства коллег. За плечом висел на ремне пистолет-пулемет Бергманна [8] , который должен был помочь в крайнем случае. За пояс я засунул русский револьвер, из-за голенища сапога торчал нож с гравировкой «Alles fur Deutschland», который четыре года назад подарили мне штурмовики на день рождения. На груди болтался бинокль: моей задачей было переползти на другой берег, занять удобную наблюдательную позицию и следить за окрестностями, пока к мосту приматывают взрывчатку, а затем, получив сигнал, переползти на наш берег и скомандовать Хоакину подорвать мост.
8
Bergmann MP28 – немецкий пистолет-пулемет, разработанный Хуго Шмайссером в 1928 году. Применялся обеими сторонами в ходе Гражданской войны в Испании.
Хоакин, небритый и малоразговорчивый паренек из Аламиноса, нес за плечами мешок, набитый брусками динамита, и карабин. Ему было тяжелее всех. Пока я выслеживаю противника, он должен был быстро примотать взрывчатку к двум опорам моста справа и подать мне сигнал о готовности, после чего отползти назад вместе со мной.
Слева динамит должен был примотать Аугусто, немолодой широкоплечий андалузец с густыми черными усами. Его, как и Хоакина, вооружили карабином, а за пояс он засунул гранату. На всякий случай – так он сказал мне. На плече у него висел моток веревки. Всю дорогу он тихо матерился и поначалу пытался рассказывать нам шутки, но всем было не до шуток, и мы лишь вежливо посмеивались в ответ, а потом, когда уже почти подошли к мосту, я попросил его немного помолчать.
Кнопку взрывателя должен был
Когда мы наконец дошли до поворота, от которого до моста оставалось две сотни шагов, небо стало немного светлее, но поднялся неприятный и промозглый ветер. Было пять утра. Я осторожно подобрался к середине дороги, поднял бинокль и осмотрел другой берег. Пока никого.
Слева от дороги к мосту густо разрослась тополиная роща, направо уходил пологий склон с кустарником и редкими деревьями. За мостом дорога раздваивалась, огибая высокий холм вдалеке. Я взглянул в бинокль на холм и заметил стволы орудий. Именно отсюда республиканцы обстреливали Бриуэгу. Где-то там и расположилась 14-я дивизия.
Я отошел за дерево, снял с плеча «Бергманн», оперся им о землю.
– Можно перекурить, – сказал я. – Это последнее сравнительно безопасное место, потом не будет времени.
Хоакин, выдохнув, снял со спины мешок с динамитом. Мы уселись на землю, достали папиросы, закурили.
– Такая маленькая речка, – сказал Вито, глядя в сторону моста. – Ее ведь, наверное, можно перейти вброд.
– С ума сошел? Посмотрю я на тебя, когда ты будешь переходить ее вброд, – усмехнулся Аугусто. – Ты знаешь, какая там сейчас вода? Правильно, очень холодная. И сейчас там глубоко – уж поверь. Солдаты, может, как– нибудь и смогут пересечь реку, но о танках и пушках без моста им придется забыть. Это летом Тахунья здесь больше похожа на ручей, через который можно перейти и не намочить жопу. Да, наступали бы республиканцы летом – не надо было бы взрывать мост.
– Летом уж всяко приятнее воевать, – сказал Вито.
– Воевать неприятно, – проговорил Хоакин, затягиваясь папиросой и глядя в сторону моста.
Мы все смотрели в сторону моста.
– Сейчас пять утра, – сказал я. – Они должны начать наступление на этом участке около восьми. Может быть, чуть позже. Может быть, из-за погоды они вообще отложат наступление. Но закончить все мы должны максимум через час.
– Даже странно, что на том берегу еще никого нет – они должны были выставить хотя бы передовой отряд, – в голосе Аугусто появилось волнение.
– Они же анархисты, – заметил Вито. – Дивизией командует Сиприано Мера. Он раньше работал каменщиком. Думаешь, он гений стратегии?
Аугусто нервно рассмеялся.
– Мне кажется, до этих hijos de la puta [9] даже не сразу дойдет, что мы взорвали мост. Где они вообще?
– Мера – неплохой командир, – сказал Хоакин.
Я снова оглядел другой берег через бинокль. Пехоты противника по-прежнему не было видно. Опасения внушал холм: с него участок моста просматривался, как на ладони, но на нашей стороне были предрассветные сумерки и плохая видимость. Должно получиться, думал я. Точно должно получиться.
9
Сукины дети (исп.)