Калинова яма
Шрифт:
Почему-то Гельмут именно так и представлял его: одноэтажное желтое здание с покатой крышей, полукруглой аркой входа и надписью чуть выше: «КАЛИНОВА ЯМА. 1939 г.».
Совсем новая станция, подумал он. Интересно, что здесь было раньше.
Поезд, к тому времени уже идущий со скоростью пешехода, еле заметно дернулся и замер на месте.
Гельмут глубоко вздохнул, снова лениво потянулся, встал с дивана и открыл дверь купе. Обернулся назад в параноидальной недоверчивости: вдруг что-то забыл? Нет, все верно. На столе стакан, минеральная вода, бутерброд, сдача, деньги. На диване смятый
Он прошел по общему коридору к тамбуру, где проводник уже открыл дверь. Улыбнулся ему, сунул руку в карман, нащупал портсигар. Немного постоял в тамбуре, глядя на здание станции и небольшую площадь перед ней, и спустился по ступенькам на платформу.
Жаркое солнце ударило ему в лицо, ослепило. Мир снова будто подернулся дымкой, и Гельмуту на секунду показалось, что он потеряет сознание. Нет, все хорошо. Он мотнул головой. Надо было найти связного.
Народу на станции было мало. У входа скучал милиционер, рядом стояла бабушка с пирожками. У нее точно было глупо спрашивать пароль, засмеялся он себе. У соседнего вагона курил высокий мужчина в плаще, у другого стояли несколько подростков. Человека в голубой рубашке и серой кепке нигде не было видно.
Гельмут посмотрел на часы. 14:41. Связной уже должен был прийти. Он достал папиросу, закурил и пошел вдоль вагонов.
Дойдя до паровоза, он бросил папиросу на рельсы и нахмурился. Связного нигде не было. Гельмут еще раз оглядел платформу. Он начинал нервничать.
«Может быть, на самой станции, – догадался вдруг Гельмут. – Жарко все-таки».
Быстрым шагом он направился к станции. Миновав бабушку с пирожками и зевающего милиционера, вошел внутрь. Тоже никого. На лавке дремал бородатый мужик в засаленной фуражке, в окошке скучала кассирша. В стекло билась муха, женщина не обращала на нее внимания.
Раздосадованный Гельмут вышел обратно.
«Черт, он же должен знать, что мой поезд пришел, и встретить меня!» – подумал он и снова закурил – уже вторую за пять минут.
Вокруг по-прежнему не было никого в голубой рубашке и серой кепке. «Может быть, он одет по-другому? Мало ли, они послали другого связного и не смогли меня предупредить. Всякое бывает», – подумал Гельмут и пошел в сторону высокого мужчины, который все еще курил возле соседнего вагона. Но мужчина вдруг бросил папиросу, затоптал ее быстрым движением и запрыгнул обратно в вагон.
«Господи, это же пассажир. Ничего не соображаю. Это все жара, проклятая жара».
Бабушка с пирожками смотрела на него бессмысленным взглядом. Милиционер широко зевал. Гельмуту показалось, будто он так часто зевает, что вообще не закрывает рот. Ужасно хотелось пить.
Гельмут посмотрел на часы. 14:49. До отправления поезда еще 11 минут. Можно успеть забежать в купе и взять с собой бутылку минералки. В конце концов, раз он не собирается ехать дальше, можно спокойно сесть с этой бутылкой где-нибудь в городке за вокзалом и ждать связного.
Он снова улыбнулся проводнику, поднялся в тамбур, прошел по коридору к своему купе и открыл дверь.
На столе стояла бутылка,
Стоп. Сдача? Он же взял ее.
Или не брал? Забыл?
Он не помнил.
Выругавшись, Гельмут достал бумажник. Тот был пуст.
Он в недоумении уставился на пустой бумажник и часто заморгал.
Обокрали?
В этот момент пол под ногами покачнулся. Здание станции за окном, платформа, милиционер и бабушка с пирожками вдруг плавно сместились и поплыли влево. Поезд тронулся с места.
– Это еще что такое! – сказал Гельмут вслух. – Какого черта!
На лбу его выступили холодные капли пота. Поезд разгонялся. За окном медленно плыли деревянные домики. Он взглянул на часы, но они по-прежнему показывали 14:49.
Быстрым шагом, почти бегом он добрался до тамбура, где все еще стоял проводник.
– Послушайте, – он чуть ли не заикался. – Почему поезд отправился так рано? Ведь он должен стоять здесь двадцать минут, а прошло только девять!
Проводник поднял на него глаза. Его лицо было гладко выбрито, глаза блестели, идеально отглаженная гимнастерка отливала темно-синим.
– Прошло очень много времени, – невозмутимо отчеканил он и улыбнулся.
– Девять минут! – Гельмут сорвался на крик.
– Прошло очень много времени. Смотрите, солнце уже садится.
Гельмут посмотрел в окно. Небо было ярко-оранжевым, с красноватыми прожилками.
– Послушайте, это какой-то бред, такого не может быть.
– Вы просто очень долго гуляли на станции. – Проводник был неумолим. – А теперь возвращайтесь в купе. У вас появился попутчик.
– Какой попутчик?
– Он зашел на станции Калинова Яма. У него куплен билет на это купе. Не надо удивляться, товарищ. И вообще, вам следовало бы еще немного поспать. Вы выглядите нездоровым. С вами все в порядке?
– Все хорошо, – рассеянно ответил Гельмут, и ему вдруг показалось, что он где-то уже слышал эти слова.
Он повернулся назад и медленно пошел к своему купе. Дверь была открыта.
На соседней скамье сидел, закинув ногу на ногу, высокий мужчина в гимнастерке с красными петлицами майора. Он был абсолютно лыс, бледен, с большими черными глазами и острым носом. Тонко сжатые губы кривились в презрении, лицо его со впалыми щеками казалось похожим на череп без кожи. В сухих руках с длинными, тонкими пальцами он держал газету «Комсомольская правда» с фотографией Кестера на первой полосе и его, Гельмута, интервью. На столе лежала синяя фуражка с красным околышем.
Человек поднял на Гельмута глаза, отложил газету и сказал звонким, металлическим голосом, будто отрубил ножом:
– Садитесь.
Ноги Гельмута подкашивались. В глазах темнело. Он машинально прошел к своему месту и сел. Человек отложил в сторону газету и уставился на Гельмута немигающим взглядом.
– Моя фамилия Орловский, – сказал он.
По спине Гельмута пробежал резкий холодок.
– Вы знаете меня, а я знаю вас, – продолжал человек.
Он говорил медленно, четко выговаривая каждую букву. Гельмут взглянул в окно: закатное солнце расплывалось алым туманом далеко за деревьями. Он хотел что– то ответить, но не мог.