Калинова яма
Шрифт:
– Хорошо, хорошо, – ответил я.
– Я знал, что тебе понравится эта идея!
Отличная, отличная идея, думал я.
– Ты же умеешь стрелять?
– Нет, – соврал я. – Но в случае необходимости могу попробовать.
– А теперь мы сделаем то, что должен сделать честный гражданин, – продолжил он. – Мы пойдем по улице и будем искать немцев. И стрелять в них.
– Сколько же немцев мы застрелим до того, как застрелят нас? – я иронично улыбнулся.
– Двух, трех, четырех, десять, двадцать… Какая разница! Томаш, дружище,
– Согласен. – Я положил пистолет в карман халата. – Только позволь мне одеться.
– Да, конечно, – рассеянно пробормотал Ожеш– ко. – Одевайся.
– Только, пожалуйста, успокойся, сядь на табурет и не мельтеши. Иначе я тоже начну нервничать, и ничего хорошего не выйдет. Хорошо?
– Хорошо, хорошо.
Он сел на табурет, сжимая в руке пистолет, и принялся беззвучно шевелить губами, глядя перед собой в одну точку. Я зашел в спальню, скинул халат и стал одеваться, думая о том, что же теперь делать с Ожеш– ко. Понимание пришло быстро. Пистолет я положил в карман пиджака.
Когда я вышел из спальни, Ожешко все еще сидел на табурете. Услышав звук открываемой двери, он обернулся и вскочил.
– Все? Оделся? Пойдем?
– Да. – Я застегнул пуговицу на пиджаке, снял с вешалки кепку, надвинул на лоб. – Пойдем и покажем им.
– Да, да. Покажем.
Я подошел к двери и собирался было открыть ее, но замешкался, встал и повернулся к Ожешко.
– Подожди, – сказал я. – Мой портсигар. Как же я без папирос? Анджей, посмотри, пожалуйста, на столике возле кровати, он вроде был там.
– Да, да, хорошо. – Ожешко закивал головой и быстрым шагом направился в спальню.
Когда он подошел к двери, я вскинул пистолет и дважды выстрелил в спину.
Ожешко схватился одной рукой за дверную ручку, другой оперся о стену. Он медленно обернулся с широко раскрытым в удивлении ртом, рухнул на колени и попытался что-то сказать, но изо рта хлынула кровь.
Я прицелился в лоб и выстрелил еще раз. Он завалился назад с подогнутыми коленями, привалившись головой к стене и неестественно вывернув шею. На обоях растекалось кровавое пятно.
Я положил пистолет в карман, вышел из квартиры и закрыл за собой дверь.
Поезд Москва – Брянск, 17 июня 1941 года
– Да, да, спасибо. – Гельмут сел на край дивана, провел ладонью по лицу, протер глаза.
– Все в порядке? – осведомился проводник.
– Да. Все хорошо. Мне снился идиотский сон, будто вы разбудили меня, и я вышел на станции Калинова Яма.
– О, такое бывает. Через десять минут мы будем на станции. Может быть, кофе?
– Нет, спасибо.
Проводник кивнул и вышел из купе. На столе стоял подстаканник с чаем, блюдце с бутербродом и бутылка минералки. Рядом была разбросана сдача. В окне медленно проплывал широкий зеленый луг.
Гельмут тяжело вздохнул.
Приснится же такая чушь, подумал он.
Сон вспоминался во всех
Он не любил спать днем. Это всегда оставляло мутный и неприятный отпечаток в сознании, очень плохо соображала голова, организм чувствовал себя разбитым и никчемным. Гельмут взял подстаканник и сделал несколько жадных глотков. Чай был холодным. Затем съел бутерброд, запил минералкой.
Поезд начал замедляться, за окном показалась широкая проселочная дорога и первые деревянные домики. Взглянул на часы. 14:35. Через пять минут поезд будет на станции.
Гельмут положил деньги в бумажник, сунул его в карман брюк, оглядел купе. Чемодан и пиджак можно было оставить – там ничего ценного. Сейчас он выйдет на станции Калинова Яма и больше не вернется в этот поезд. Проводник, конечно, забеспокоится, но ничего страшного. А потом он поедет в Берлин. Любым способом.
Хотелось пить. Гельмут допил чай, сделал еще несколько глотков воды. Поезд замедлялся и подъезжал к станции.
Здание выглядело совсем не таким, как во сне – из старого красного кирпича, широкое, двухэтажное, с покатой крышей. Над входом выложено белым кирпичом: «КАЛИНОВА ЯМА. 1909 г.».
Дореволюционное, подумал Гельмут. Умели же строить.
Поезд остановился.
Гельмут снова осмотрел купе, выглянул в коридор, прошел к тамбуру. Проводник стоял у открытой двери и щурился на солнце.
– Не забудьте: поезд стоит двадцать минут. Ждать не будет, – улыбнулся проводник.
– Конечно. Я немного прогуляюсь.
Гельмут сошел на платформу. Яростно слепило солнце, но было уже не так жарко: налетел легкий ветерок. По рукам прошлись мурашки, и Гельмут пожалел, что не взял пиджак. Но он решил не возвращаться. В прошлый раз это плохо закончилось.
На платформе было тихо. Мимо лениво проходила старушка со связкой бубликов, возле входа на станцию зевал милиционер в белой гимнастерке, у соседнего вагона курил высокий мужчина в бежевом пальто. На скамейке у платформы сидели старик со старухой, о чем-то разговаривая.
В дальнем конце платформы, опершись на ограду, стоял мужчина в синей рубашке и серой кепке. Он читал газету и время от времени поглядывал по сторонам. У его ног стоял большой чемодан из коричневой кожи.
Да. Вот он.
Гельмут пошел в его сторону, ускоряя шаг. Мужчина повернулся к нему, сложил газету, выпрямился. Он был молод, лет двадцати пяти, с худощавым лицом, из-под кепки выбивались рыжие волосы.
– Добрый день, – сказал Гельмут, подойдя ближе. – Вы случайно не знаете, где здесь можно купить пирожков с мясом?