Калиш (Погробовец)
Шрифт:
Как раз поморский князь Мщуй умер в Оливе, а Пшемыслав занял Гданьск, велел его сильно укрепить и возвращался в Познань, когда на пути повстречал гонца от архиепископа с приглашением в Гнезно.
Здесь в старом замке, где жил Свинка, собралась, как в фокусе, вся жизнь Польши. Свинка был главой; но все эти годы, проведенные в трудах по упорядочению церковных дел, ни на минуту не заставили его забыть о короне, его мечте.
— Надо восстановить королевство, чтобы вернуть единство, — повторял он беспрестанно.
Хотел
Архиепископский двор в Гнезне никогда не был столь блестящим, как при Якове II. Знакомый с заграничной жизнью, чувствуя, что внешний блеск влечет за собою уважение, Свинка обзавелся почти королевским двором. Он имел своих полковников, офицеров, всадников, пехотинцев, гофмейстеров, подкоморьих, коморников, ловчих, конюших, канцлера и многочисленный штат духовенства. Никогда влияние главы церкви не было больше. Епископы шли с ним рука об руку, он сумел их объединить и направлять.
И само Гнезно изменило внешний вид; оно выглядело теперь лучше Познани и уступало одному лишь Кракову.
Пшемыслава ожидали как победителя, занявшего Поморье и укрепившего Гданьск, на что обращались жадные взоры бранденбуржцев, крестоносцев и родственников покойного Мщуя.
Рыкса уже была в Гнезне и поджидала мужа. Девять истекших лет сделали ее зрелой женщиной. Это не была прежняя девушка, наивно дерзкая, но серьезная подруга и советчица. Она больше всех помогала архиепископу в деле коронования.
Пшемыслав колебался только потому, что хотел раньше усилиться, чтобы тем вернее удержать корону. Но, впрочем, и он, и Свинка понимали, что если даже ему суждено и недолго носить корону, то одно восстановление королевства и завещание его какому-нибудь наследнику сулило будущее государству.
Архиепископ принимал Рыксу по-княжески. Духовенство, придворные, чиновники — все вышли навстречу.
Пока для Рыксы и ее двора приготовляли обед, завязалась беседа.
— Если меня не обманывают мои расчеты, — сказал Свинка, — то наш князь должен приехать еще сегодня.
— Да, — ответила княгиня, — должен быть сегодня. Вы знаете, святой отец, я не робка, но если бы он опоздал, я бы беспокоилась. У нас постоянно хватают людей, чтобы муками заставить их отречься от своих прав. Были многие примеры. Пшемыслава как будущего короля опасаются.
— Бог его сохранит, — ответил архиепископ.
— Бранденбуржцы, как вы знаете, давно на него точат зубы. Зарембы и Налэнчи тоже не спят. Они давно уже устраивают заговоры.
— Это лучшее доказательство, что ничего не могут сделать, — перебил Свинка. — Если бы у них была возможность, они бы рискнули.
— Зарембов и Налэнчей надо было всех прогнать, а князь их держит при дворе.
— Таким образом он их разоружает, — добавил Свинка.
— Я им не верю! — возразила
— Последний случай с Генрихом Вроцлавским не выходит у меня из головы, — сказала она, помолчав, — хотя я плохо знакома с этим событием.
— Печальная это история, — промолвил стоявший рядом канцлер Викентий, — но поучительная.
Княгиня обрадовалась возможности развлечься и попросила рассказать подробнее.
— Да, — сказал, подумав, канцлер, — не первый это пример изменнических нападений и тяжелых пленов, но история Людовика стоит того, чтоб о ней помнили.
Генрих Вроцлавский и Лигницкий был князем могущественным, и поэтому против него постоянно устраивали заговоры его же ближайшие родственники.
При дворе Генриха был весьма уважаемый советник, рыцарь Пакослав, из рода Абданков. Как это нередко бывает, Пакослав, чувствуя, что его любят и с ним считаются, стал довольно небрежно относиться к князю и, пользуясь его властью, распоряжаться самовольно.
У Пакослава был сосед, рыцарь Ружиц, с которым у него был давнишний спор из-за леса. Долго они угрожали друг другу, наконец Пакослав, чувствуя, что он сильнее, воспользовался случаем, когда у него сосед выкосил луга, напал на него и убил.
Убийство было явное, скрыть его было невозможно. Сыновья убитого призвали убийцу на суд князя. Генрих очень опечалился, так как ему хотелось избежать наказания человека, которого он так любил, но и не мог проявить несправедливости.
Гордый Пакослав настолько был уверен в безнаказанности, что не хотел даже вести переговоры с сыновьями убитого.
В назначенный день сыновья Ружица принесли его тело с плачем и воплями, собравшись всем родом. Стояли толпы народа.
Пакослав дерзко стал перед князем и заявил:
— Да, я убил дерзкого землевладельца, не отпираюсь, я убил его! Начался крик, потребовали правосудия. По закону надо было
за голову дать голову. Весьма озабоченный князь, отозвав Пакос-лава в сторону, сказал ему:
— Посоветуйся со своими, замни как-нибудь дело или дай объяснение.
И ушел из суда, давая обвиняемому время на размышление. Но Пакослав, словно потеряв рассудок, вторично спрошенный, ответил:
— Я убил его, не отпираюсь!
Князь рассердился, уговаривал его, но ничего не мог поделать. Пришлось уступить закону и принять во внимание жалобы родственников убитого и голос народа.
Князь отдал приказание, Пакослава вывели на двор и там публично обезглавили. До последней минуты он насмехался и возмущался.
Князь, сильно к нему привязанный, не мог успокоиться после смерти близкого ему человека. Он взял к себе на воспитание единственного его сына, Людовика, и перенес на него привязанность, которую питал к отцу.