Каллистяне(ил. Л.Рубинштейна 1960г.)
Шрифт:
– Что за причудливое сочетание красок! – сказал Широков.
– Смотри же! – повторил Синяев.
И только тогда Широков заметил, что в комнате что-то двигалось.
В первую секунду ему показалось, что перед ними какое-то животное с тонкими длинными щупальцами.
Это был небольшой шар, передвигавшийся на шести металлических ножках. Он переходил от предмета к предмету и словно ощупывал их гибкими «руками». Вот одна из этих «рук» стала вытягиваться и своим концом, похожим на большую кисть, провела по статуе. Легкий слой пыли, покрывавший
Шар двигался бесшумно и быстро, приближаясь к двум людям, стоявшим на пороге двери, но, не дойдя до них метров трех, он остановился. «Рука» протянулась к стене и нажала кнопку. Они увидели, как стоявшая здесь статуя сдвинулась с места, открыв нишу. Шар сложил «руки» и вошел в эту нишу. Статуя встала на место, скрыв ее от глаз.
– Обыкновенный андроид, – сказал Широков. – Я так и думал, что увижу что-либо подобное. Автоматизировать уборку помещений – это напрашивается само собой при достаточно высокой технике. (Андроид, или робот, – машина, механически имитирующая движения человека. Первый андроид был сделан еще в 1738 году Вокансоном (Франция).)
– Вероятно, в каждой комнате есть такой аппарат, – заметил Синяев. – Я попрошу объяснить мне, как он устроен.
Андроид в совершенстве выполнил свою задачу. Ни пылинки не осталось на мебели и статуях, пол так чист, что было даже как-то неудобно ступать на него.
Эта комната оказалась последней. Рядом находилась спальня.
– В доме семь комнат, – сказал Широков. – Это меньше, чем казалось. Планировка рациональна, и мне нравится; три – бассейн, кладовая и библиотека – расположены в задней половине и не имеют окон. Остальные четыре – фасад здания.
– Благодарю, – сказал Синяев. – Теперь я имею представление о доме.
Широков засмеялся.
– За три года мы привыкнем к таким квартирам, -сказал он. – А когда вернемся на Землю, нам покажется тесно и неудобно.
И вдруг оба перестали смеяться. Далекая родина возникла перед ними, и все, что они оставили там, показалось желанным и милым. Пусть нет там всех этих утонченных удобств, пусть не устроена еще жизнь на Земле, она будет когда-нибудь иной, под светом родного Солнца, среди зеленой растительности, близкая, любимая. Что в том, что на Каллисто все так красиво сделано, – это чужое!
Им мучительно захотелось увидеть на одну секунду земной дом и земную обстановку, одним глазком, на мгновение.
– Эх, – сказал ни с того ни с сего Синяев, – хоть бы на лыжах покататься.
Лыжи, снег! Не скоро они смогут увидеть все это! Они подошли к окну. За ним находилась терраса, выложенная голубыми плитками. Широкая лестница спускалась от нее к воде. У нижней ступени покачивалась небольшая лодка, закрытая «стеклянным» колпаком. Выход на террасу был в одном из углов комнаты, за фонтаном.
От дома до берега океана по склону раскинулся обширный сад, с множеством оранжевых, красных и темно-желтых растений. Среди этой густой «зелени» прятались неизбежные статуи – черные, белые и золотисто-серые. Друзья заметили
Одна из них села на перила террасы, и они смогли хорошо рассмотреть ее. Птица была величиной с воробья, с синими перышками и голубым брюшком. Тонкий острый клюв был длиннее тельца. Хвост был раздвоен, как у ласточки.
Широков тихо свистнул. Птица повернула головку, посмотрела на них зелеными глазками и вспорхнула с перил. На мгновение она сверкнула в лучах Рельоса, как драгоценный аметист, и исчезла в оранжевой листве.
– Волшебное царство! – сказал Синяев, но сказал как-то вяло, без воодушевления. – Мы не во сне это видим?
Широков улыбнулся. По-видимому, мысли о лыжах все еще не покидали его друга.
– Если это сон, то он снится нам обоим одновременно, а этого никогда не бывает.
Позади них раздался негромкий звук, точно стеклянным молоточком ударили по серебряной пластинке.
Они обернулись, но комната была, как и прежде, пуста.
Звук повторился, и теперь они поняли, откуда он исходил.
На одной из стен находился большой, до двух метров в поперечнике, серебристо-голубой экран, малозаметный на фоне стен того же цвета. Под ним стоял низкий пятиугольный столик на двух кольцеобразных ножках, а на нем продолговатый ящик с двумя кнопками и чем-то вроде решетки, как будто металлической.
Мелодичный звук раздался в третий раз.
– Это звонок «телефона», – сказал Синяев.
Они подошли к экрану. Он был не прозрачен, но почему-то казался бездонно-глубоким. Своих отражений они в нем не увидели.
Широков заметил на столике записку и взял ее. На русском языке рукой Бьяининя было написано:
"С помощью этого экрана можно говорить с любым человеком, находящимся на Каллисто. Для вызова нажмите кнопку, расположенную с левой стороны, и громко назовите имя и фамилию того, с кем желаете говорить.
Если услышите чужой вызов и захотите ответить, то нажмите правую кнопку".
– Это значит, – сказал Синяев, – что на Каллисто нет двух людей, носящих одинаковые имя и фамилию.
– А разве ты этого не знал? – спросил Широков, внимательно рассматривая кнопки и решетку, которая, по-видимому, прикрывала микрофон или заменяющий его аппарат. – Я давно это знаю. Но вот что интересно. Бьяининя здесь не было вчера. Когда же положена записка?
– Вероятно, пока мы спали.
– Да, кто-то входил. Но не в этом дело. Интересно другое. Никаких запоров здесь нет. Вход всегда открыт. Неужели на Каллисто совсем нет любопытных?
– Ах, вот ты о чем! Да, выходит, что они не страдают этим пороком. На Земле перед домом, где поселились люди с другой планеты, была бы толпа с утра до вечера.
– Вот именно. А ведь любой каллистянин может войти к нам в любую минуту.
– В этом и состоит их превосходство перед нами. Они всегда и во всем думают о других, о том, чтобы не причинить другому малейшей неприятности. Это вошло у них в плоть и в кровь, стало нормой поведения.