Камасутра от Шивы
Шрифт:
Так и оказалось. Свою студию Маша назвала «Черное и белое». Перед тем, как войти, Рябов замешкался — на пару секунд. Зачем он здесь? Что собирается сделать?
Отбросив колебания, он толкнул дверь и очутился в черно-белом холле. Глаз машинально отмечал детали обстановки: черная плитка пола, белые стены, зеркало в черной раме, вешалка, несколько стульев.
На стенах — сцены корриды. Взбешенная морда быка, тореадоры в разных позах, восторженные зрители, прекрасная испанка с розой, зажатой в зубах.
Антон покачал головой, —
— Кто там? — раздался женский голос.
Помещение, где работала хозяйка студии, было просторным и в тех же тонах, что и холл. Специальное освещение, какие-то кулисы по бокам и стационарная фотокамера.
Маша в обтягивающем до неприличия платье повернулась к посетителю с дежурной улыбкой. Еще сантиметр, и ее грудь вывалилась бы наружу — такое рискованное было декольте.
«Вероятно, на ней нет бюстгальтера», — подумал Антон и вспомнил мягкие округлые груди Тамары. У него защемило сердце.
— Желаете сфотографироваться?
— Пока нет…
В зрачках Маши полыхнул испуг. Она приняла посетителя за сотрудника полиции. Тот истолковал это по-своему.
— Я по личному делу.
— Не понимаю…
Рябов оглядывался в поисках предмета, который мог бы послужить ему орудием. Железная тренога, на которой стоит камера, сгодится.
— Что вам нужно? — заволновалась Маша. — Разве мы знакомы?
— Я по рекомендации, — пробормотал он, довольный произведенным впечатлением.
Она поправила волосы, пытаясь удержать сползающую улыбку.
— Я фотограф… — сказала она. — Вы ничего не перепутали?
— Я — ничего!
Антон сделал шаг вперед, и Маша невольно попятилась. На каблуках она была высокой и тонкой в талии, как кукла Барби. Вьющаяся шевелюра темным облаком обрамляла ее голову. Вероятно, она нравится мужчинам.
— Ты мне противна, — заявил посетитель.
— Кто вы такой?
Он наступал, а она пятилась, пока не уперлась в длинный белый диван с разбросанными по нему черными подушками.
— Меня прислала Тамара…
У Маши подкосились колени, и она рухнула на диван. Рябов навис над ней, словно дамоклов меч.
— К-кто вы?..
— Расплата! — грозно молвил он. — Неотвратимое наказание!
— За… за что…
— Это я хочу спросить, за что ты ее так ненавидела?
Его взгляд упал на железную ножку от штатива, которая стояла в углу за диваном. Этой штуковиной Маша приспособилась двигать прикрепленные к потолку занавеси, служащие фоном для фотографий.
Антон удовлетворенно хмыкнул. Это куда лучше, чем тренога.
— Будешь юлить, убью, — пригрозил он.
Маша прочитала на его лице отчаянную решимость и ужаснулась.
— Я… я… люблю Егора… ее мужа… — залепетала она. — Я ревновала…
— В твоих жилах течет южная кровь?
— Мой дед был тореадором… он всю жизнь сражался на арене с быками…
Она подумала, что
— Ты убила Тамару?
Вопрос, которого Маша боялась больше всего, отчетливо прозвучал в пустой гулкой студии. А женщина, которая была записана на фотосессию, как назло, опаздывала. Маша мысленно молилась, чтобы та поскорее пришла. При ней этот сумасшедший не посмеет причинить ей вреда.
— Что вы?.. Нет!.. Конечно, нет…
— Я тебе не верю.
— Клянусь вам…
— Ты писала ей, чтобы она готовилась к похоронам! Я читал ее переписку в «Фейсбуке». Ты и есть Маша Веткина!
— Нет!..
Антон метнулся в угол, схватил железяку от штатива, и замахнулся на нее со словами:
— Не лги, дрянь!
Маша взвизгнула, согнулась и закрыла голову руками…
Глава 19
Шестаков два часа отвечал на вопросы следователя. У него разболелась голова, желудок ныл от волнения.
— Где вы провели тот вечер?
— Дома. Я плохо себя чувствовал, прилег и рано уснул. Я врач, веду много больных. Мне необходим отдых.
— Ваша жена часто задерживалась на работе?
— Постоянно! Карьера для нее была важнее семьи.
— Вы этого не одобряли?
— Почему же? Каждый сам определяет приоритеты.
— Тамара изменяла вам?
— Вероятно… Я не допытывался.
— Вы не ревновали ее к другим мужчинам? — удивился следователь.
Он был среднего возраста, полноватый, отекший. Землистый цвет лица и мешки под глазами говорили о болезни почек.
— Я не собственник, знаете ли, — ответил доктор, думая об его диагнозе. — Мы с женой не ущемляли свободу друг друга. Такой у нас был договор, и мы его придерживались.
— Значит, вы тоже ей изменяли?
— Послушайте, какое это имеет отношение… к смерти Тамары?
— Возможно, имеет.
Шестаков постукивал пальцами по столу и смотрел, как следователь пишет. Он жалел, что не позвонил своему адвокату, и старался следить за словами.
— У вашей жены были враги?
— И да, и нет… как у каждого человека.
— В смысле?
— У Тамары не было врагов, способных ее убить. Но недоброжелатели и завистники, разумеется, имелись. Красивая успешная женщина всегда кому-то не нравится.
— Кому не нравилась ваша жена?
— Конкретно не скажу. У нас разные увлечения, разный круг общения. Я полностью посвящаю себя пациентам, а Тамара… рекламному бизнесу. Да! Она генерировала идеи, потом воплощала их. Ее ценили в фирме.
— «Фаворит», кажется? — следователь внимательно посмотрел на вдовца, который не давал себе труда хотя бы изобразить безутешную скорбь. Он был сильно огорчен, не более.