Камень ацтеков
Шрифт:
Баррет помедлил.
— Работать на уборке люггера будет он, — добавил капитан, ткнув пальцем в несчастного натуралиста. — Ты, Ролан Брасье, больше не сухопутная крыса, а бравый парень, слуга на «Синем цветке», и берегись, если я обнаружу жирное пятно на своей тарелке или гнездо насекомых в углу каюты.
— А как же тот корабль с Мартиники?!
Пираты неистово захохотали, предвкушая новое развлечение.
— Охо-хо! Юнга, которому перевалило за три десятка лет!
— К тому времени, как твое корыто придет за тобой, ты уже будешь далеко и откажешься от многих
— Могу я хотя бы вернуться к своей палатке и забрать кое-какие вещи?
— Оружие, звонкая монета, побрякушки для дам?
— Там бесценные образцы попугаев, ящериц и пауков.
— Нет, — отрезал Баррет.
Брасье потупился, видно было, что он зол, напуган и боится вызвать ярость капитана.
Баррет равнодушно отвернулся.
…Временный лагерь на острове обустроили еще до вечера. Шли часы, смеркалось быстро, как это бывает в южных широтах, близилась ночь, соленый ветер с моря сменился теплым ветром с разогретой суши. Крабы возились в темноте. До Баррета доносилось сухое пощелкивание их панцирей. Потом выкрики пиратов заглушили этот монотонный нечеловеческий звук. Чтобы скрасить усталость, с «Синего цветка» переправили на берег бочонок рома. Теперь матросы низкими голосами тянули песенку о недотроге Кэт. Слова жаргона и ругательства так густо уснащали ее, что Брасье с трудом улавливал смысл. Он озирался в тоске и щурился от дыма, напоминая беззащитную птицу.
Доктор Кид перебрался к Баррету и тщательно перевязал друга при свете вечернего костра.
— Что за привычка, Питер, совать в открытые раны оторванные от одежды тряпки и другие сомнительные предметы? Только твоя неслыханная удача мешает тебе подхватить горячку.
— Ерунда, иногда стоит рискнуть меньшим, чтобы получить кое-что большее.
— У тебя есть что-то большее, чем твоя жизнь, «Синий, цветок» и призрак богатства на горизонте?
— Может быть, Генри, очень может быть — как знать?
Должно быть, сказывалась потеря крови, но Баррет, обычно устойчивый к алкоголю, ощутил легкое головокружение. Оно усилилось, купол неба дрогнул и заметно повернулся, мигнув бесчисленными трепетными огнями звезд.
— Что за черт!
— Ничего особенного, Питер, ничего особенного. Это просто ветер с суши и твоя рана.
Костры светились в лесу, озаряя переплетение веток, воздушные корни, бледные пятна ночных цветов. Пахло одновременно водорослями, гниющими растениями, сочной листвой.
— Нортон сегодня умер и умер по-глупому, — задумчиво протянул врач. — Конечно, смерть — неизбежность. Но я не собираюсь доживать нищим вроде тех грязных оборванцев с вечно слезящимися глазами, которые просят подаяния по дорогам. Вот накоплю на свой дом и перестану пить дешевый ром, от которого болит желудок. Может быть, даже стану приличным человеком. Длинными счастливыми вечерами я буду вспоминать этот проклятый Архипелаг и тихо радоваться, что моя шкура избежала твоего ножа.
— Брось, Генри. Не бойся ничего, ты мой друг.
— Это слабая гарантия, но лучшей у меня все равно не предвидится. Так ты не предашь
— Как врач ты дважды спасал мою жизнь. Я в долгу перед тобой, и я тебя не предам.
— Ты клянешься в этом, Питер?
— Конечно! Клянусь своей удачей.
— Сильно сказано и даже похоже на правду. Может быть, ты меня не обманешь…
Врач отыскал забытую кружку и опрокинул ее в рот. В кустах ухнуло, дико крикнула ночная птица, пискнул, умирая, пойманный зверек.
— И все же у меня плохое предчувствие, — грустно пробормотал доктор. — Но что я могу поделать, если опасность не имеет ни формы, ни цвета?
Кид осмотрел звезды, в их блекнущем свете ему почудилось что-то торжественно-обреченное, мрачное и холодное.
— Глупости. У меня просто начинается очередное похмелье, — сказал он сам себе и устроился спать прямо на земле, прикрыв голову свернутым камзолом.
Глава 2. Кружка капитана
Под потолком обширного, но низкого зала лучшей таверны в Скаллшорз плавали сизые клубы табачного дыма. Слуга-негр в рубашке из белой саржи разносил полные блюда и кружки. Баррет тяжело опустился на скамью и наклонил бутыль, чтобы наполнить кубок. Густое пурпурно-красное вино медленно потекло через горлышко.
— Смотри, — буркнул он сам себе под нос. — Смотри и слушай как следует, дурак.
Толпа в таверне, казалось, еще более сгустилась, речь на смешанном жаргоне моряков сливалась в неразборчивый шум. Где-то в противоположном углу заунывно пели, отбивая кружками такт, пьяные матросы. Баррет бросил беглый взгляд в ту сторону и тут же отвернулся, не замечая, что давно уже льет вино мимо кубка. Бойкая служанка на бегу прижалась к нему крутым горячим боком, капитан пиратов галантно ущипнул ее за бедро и тут же равнодушно отвернулся — по ту сторону комнаты вокруг низкого помоста, предназначенного для артистов, возникло движение.
— Памела! Пусть Памела Саммер, птичка Архипелага, для нас споет!
Кто-то в порыве энтузиазма слишком крепко хватил глиняной кружкой о дубовые доски — раздался жалкий звон разлетевшейся вдребезги глины. Прошло несколько минут, кажется, не в меру пьяного гостя за ворот сволакивали с помоста. Занавеска в дверях косо отъехала в сторону — маленький мулат в красной куртке без рукавов потянул ее за шнурок. Девушка легким шагом вышла на сцену, пьяные вопли и стук посуды стихли сами собой.
— Она англичанка с западного побережья? — шепотом спросил у Баррета толстый португалец и тут же сам себе ответил: — О да, конечно. Таких девушек узнаешь за морскую милю. Знаете, капитан, вы, англичане, на редкость безобразный народ — рыжие или бесцветные блондины, хоть женщины, хоть мужчины, не скажешь даже, кто страшнее. Но если среди англичанок изредка попадается красавица, то она само совершенство. Как ее зовут? Саммер? Насколько я понимаю ваш язык, ее второе имя значит «лето»… Она как теплое лето в холодной стране, капитан. Там солнце согревает, но не жжет, и синие цветы похожи на глаза этой красотки… Вы с нею знакомы?