Камень королей. Часть 3
Шрифт:
Он не отвечал, гладя мертвую када-ри по мокрым волосам. Сзади зашуршала ткань - кто-то из приглашенных жрецов проверил у певцов пульс.
– Они живы, но очень истощены, - сказал мужчина.
– С ними все будет в порядке, - ответил Рагодьет.
– Через пару часов они придут в себя. Они пели Песню Жизни, так и должно быть.
– А мне показалось, что хранитель сказал, будто что-то пошло не так, - произнес Тьер. Он все еще стоял на коленях, морщась и потирая поясницу. Мелодия настолько захватила его, что он не думал о радикулите, когда, подобно всем в зале, склонился
– Не вынуждайте меня думать, что вы плохо подготовились к ритуалу, и поэтому произошла катастрофа.
Настоятель, уже успевший подняться на ноги, побагровел.
– Как вы смеете?! Это вы сомневались в успехе и - не побоюсь сказать - даже в божественной сущности Дочери Цветка! Я бы не исключал вероятности, что ритуал завершился провалом из-за присутствия здесь такого неверующего человека, как вы!
Невеньен пропустила их склоку мимо ушей - не было ничего удивительного в том, что после неудачи все ответственные за случившееся начали обвинять друг друга. Гораздо более важным ей казалось успокоить хранителя, по чахоточным щекам которого текли слезы. Он качался из стороны в сторону, не отпуская от себя Дочь Цветка. Паньерд не только не был способен трезво обдумать, как скрыть от непосвященных смерть када-ри и не допустить бунт среди прихожан, - казалось, что он вообще на грани сумасшествия.
– Жрец Паньерд, пожалуйста, успокойтесь, - Невеньен, поколебавшись, дотронулась до его плеча.
Что ей следовало сказать? Что ничего не изменилось и нужно жить дальше? Ложь - во-первых, изменилось, а во-вторых, Паньерд, который фактически собственными руками вырастил Бутон, переживал потерю несравнимо острее, чем кто-то еще. Но как тогда его утешить?
– Жрец Паньерд, этого никто не мог предвидеть. Прошу вас, не плачьте...
Наверное, она все же ляпнула что-то не то, потому что хранитель скрючился над када-ри, издав всхлип.
– Неправда, я все предвидел, я все знал... О боги, почему же так больно-то, почему так больно...
– Что?!
Паньерд снова проигнорировал ее вопрос. Вместо ответа он встал и опустил Дочь Цветка в резервуар с водой. Када-ри выглядела невесомой, но погрузилась на дно так, будто была изваяна из гранита.
– Я все знал...
– опять еле слышно забубнил Паньерд.
– Я все знал и позволил ей, дочери богов, родиться и умереть... О-ох, да проклянут меня все боги Небес и Бездны...
У Невеньен появилось плохое предчувствие. Она вцепилась жрецу в руку.
– Что значит, что вы все знали?!
Шепотки в святилище словно обрезали ножницами. На возглас обернулся Рагодьет с перекошенным от ярости лицом.
– Паньерд, приди в себя. Ты слышишь? Паньерд, ты не имеешь права... Эй!
Хранитель, прижав к лицу измазанные в майгин-таровой пыли ладони, сорвался с места и бросился к лестнице. Рагодьет всколыхнулся всем телом, намереваясь побежать за ним, но Невеньен успела первой.
Она промчалась мимо лежащих в обмороке мужчин и доверенных Рагодьета, которые недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Все они до сих пор выглядели ошарашенными, и никто из них даже не попытался остановить Паньерда.
Жрец застыл на верхних ступеньках лестницы, перед дверью в приемную настоятеля. Он уткнулся головой в угол и скреб лбом по белой штукатурке, оставляя на коже ссадины. Его трясло от рыданий. На оклики Паньерд не реагировал, и Невеньен, задавив жалость к нему и взяв хранителя за локти, развернула его к себе. На вид он не был слабым или худым, но крутанулся так, что чуть не упал со ступеньки. Невеньен мимоходом удивилась собственной силе. Наверное, виной была клокочущая внутри злость. Если они с Рагодьетом все это время знали, что када-ри умрет, если они все это время только морочили ей голову...
– Что ты знал?
– Невеньен грубо встряхнула мужчину, хотя он был на голову выше нее.
– Отвечай мне, что ты знал о Дочери Цветка!
Его пришлось потрясти еще несколько раз, прежде чем он заговорил, закрывая лицо руками.
– Простите, моя королева... О боги, простите, я не хотел этого, честное слово, не хотел... Я надеялся, что она родится здоровой, я молил об этом Альенну, Каэдьира, ох, я умолял не только Небеса, я сделал богатые подношения всем богам Бездны, чтобы они дали ей родиться...
Невеньен стиснула зубы и еще раз ощутимо ткнула жреца в живот.
– Отвечай внятно! Почему ты считал, что она может не родиться здоровой? Почему мне никто не доложил о твоих подозрениях?
Кадык Паньерда заходил ходуном - хранитель проглотил очередные рыдания.
– Развитие... Ее развитие было слишком медленным. Бутон должен был созреть за четыре дня и раскрыться, но он вырос и сразу окаменел. Я не знаю почему... В руководстве было сказано, что окаменение Бутона приведет к его гибели. Но мы все сделали правильно! Может быть, в манускриптах была какая-то ошибка. Может быть, мы плохо молились... Я не знаю. Цветок как будто бы умер, он запер внутри Дитя и не давал ей выйти... Мы не могли раскрыть его, чтобы не повредить пресветлую када-ри, вообще ничего не могли сделать, только поддерживать его Песнью Жизни, чтобы он не зачах. Все эти месяцы мы искали способ все исправить, честное слово, моя королева, клянусь вам...
– Это правда?
– прозвучал снизу мрачный голос Тьера.
Невеньен отпустила смявшуюся робу жреца и оглянулась. Она так внимательно прислушивалась к бормотанию хранителя, что не заметила, как по лестнице поднялись настоятель и главный советник. Они одаривали друг друга такими взглядами, что еще чуть-чуть - и между ними заискрились бы молнии. Рагодьет стоял впереди, перегораживая узкий проход и явно намереваясь не пускать наверх кривящегося от боли в пояснице Тьера. Тучный настоятель тяжело дышал, по полному лицу шли красные пятна гнева, руки впервые были сжаты в кулаки, а не складывались в набившем оскомину "обмывающем" жесте.