Камень третий. Дымчатый обсидиан
Шрифт:
Увы, в планы Немаана, поставившего этот «спектакль», подобное не входило…
В какой-то момент многочисленные образы стигов растаяли, как дым, и вслед за вспышкой Зирорна появился вестник. Устав от затянувшегося действа, он решил дело магией… Второго Зирорна он не применил, но это уже не имело значения… И если бы по рядам простых воинов огнем и мечом прошлась боевая семерка магов высокого уровня, результат был бы тот же.
Когда Хаст опомнился, то понял, что остался один. И он что было сил карабкался по лестнице, волоча за собой перебитую ногу; не чувствуя боли от ужаса и безумной надежды спастись.
Вестник
— Я не трону тебя, — посмеиваясь, произнес он за порогом комнаты. Мигом позже плечи Хаста сжала левитационная петля. Вестник поднял человека над полом и развернул к себе…
— …И тогда… он сказал тебе передать… — задыхаясь, говорил Хаст. Он и не поверил бы, что сказал Дэлэмэру всего две или три фразы: в душе наемника жила твердая уверенность, что он поведал обо всем. В общем-то, это было так… и человек, угасающий сейчас на глазах у последнего Ученика, мог бы, пожалуй, стать неплохим гадальщиком.
— Все в порядке, Хаст, — успокаивающим тоном произнес Кан. — Я тебе помогу. Все будет хорошо.
— Правда?!.
– жалобно, с надеждой спросил наемник.
— Правда… — скрепя сердце подтвердил Кангасск Дэлэмэр.
Заклинание сна он наложил как всегда безмолвно. Но… так молчат над мертвецом.
— Даже без харуспекса вижу, что ты врешь, — отрешенно покачала головой Занна Илианн. — Или у тебя есть анок меллеос?
— Был, — Кангасск мрачно кивнул. — Но я его отдал… к чему теперь вспоминать… Что до лечебной магии, то с такими ранами я не справлюсь, только зря замучаю человека.
— Да? Что же ты сделал только что?
— Наложил магический сон. Десятикратную дозу. Спать под магией больше двух суток — смертельно. Хотя… не думаю, что он протянул бы столько. Да, сна ему осталось часов пять… Это будет спокойная смерть. Больше я ничего не могу для него сделать.
Сняв с кровати одеяло, Кан прикрыл им спящего Хаста; затем молча поднял на руки Кангасси и вышел из комнаты.
Эа, беспокойно переминаясь с лапы на лапу, ждала их с Занной на крыльце таверны. Малый Эрх был по-прежнему безопасен и пуст, но теперь Ученик чувствовал: это ненадолго.
— Птицы, — озвучила его опасения Занна. — Они исчезли. Ты знаешь, что это значит?
— Нет…
— Дьявол, все как в войну… Это значит, что скоро сюда придут другие… хищники…
Глава шестьдесят вторая. Белый камень Илианн
«Велик и добр незримый отец наш. Нищими и всеми проклятыми пришли мы к нему, и он даровал нам величайшее из сокровищ своих, не требуя взамен ничего, кроме доброй памяти о нем. Так вспоминайте об отце нашем, юные Илианн, каждый раз, когда пробуждаете новый харуспекс! Где бы вы ни были в тот момент, мысль ваша коснется камня прародителя Илианн и всех Илианн, живущих ныне и живших до, ибо мы есть единый дух…»
— Ты не владеешь трансволо?!.
…Злость и слезы; голос, то и дело
Занну трясло, как в лихорадке, и Дэлэмэра она винила, казалось, во всем и сразу. Проснувшаяся Кангасси недоуменно оборачивалась к матери, теребя ее за рукав; Эа прижала уши, не вдаваясь в человечьи ссоры, летящим шагом бежала вперед, с каждым шагом поднимая в воздух пушистые облачка снежинок. Что до Кана… то он слушал. Молча. Чувствуя, как постепенно сдают нервы.
— …Не маг, не воин… Да как тебя только взяли в Ученики миродержцев?!! — рыдая, прокричала ему Занна. И это стало последней каплей.
— Миродержцы берут в Ученики не за это, — медленно проговорил Кан, с истинным уважением к тем, кто ушел; к тем, кому он клялся всегда быть верным и словом, и делом. И именно эта фраза, произнесенная усталым, с болезненной хрипотцой голосом, положила конец разыгравшемуся безумию.
— А за что же? — растерянно спросила Занна. Остатки былой ярости еще тлели в ее душе, как угли, и не желали сдаваться так просто.
— Не знаю, — Кангасск зябко повел плечами; и кашель после двух часов на морозе вновь дал себя знать.
Молчание поглотило несколько долгих секунд…
— Прости… за все, что я наговорила. Что нам теперь делать? — Занна произнесла это так жалобно и растерянно, что у Кана сердце дрогнуло. И какая несправедливость: сказать все нужно именно сейчас.
— Послушай, Занна, — мягко обратился к ней Кан, наклонившись почти к самому уху. — И поверь. Помнишь, я говорил, что нам не вернуться в Табириум? Это было как раз до того, как ты сорвалась на меня.
— Помню, — Занна вздохнула.
— Это так, — подтвердил Кангасск, не дав ей отвлечься на угрызения совести. — И вот почему: мы сейчас не на свободном пространстве, мы в окружении. Я чувствую угрозу со всех сторон. Скажи, кто должен был прийти в город, когда исчезли птицы?
— Дети тьмы, — машинально отозвалась Илианн и вздрогнула, осознав, к чему ведет такая догадка…
— Вот именно, — кажется, согласившись, Кангасск разбил последнюю надежду на спасение. — Их полно вокруг. Они не люди и не звери, я не могу читать их судьбу, предсказывать их, но угрозу я чувствую. Нам не дадут дойти ни до Табириума, ни до любого другого города. Надо искать другой путь…
— …Кангасск…
— Да?
— Нам нужно где-то остановиться на ночь… Без этого можно даже не пытаться строить планы: мы просто замерзнем… Видишь тот лес? — Занна протянула руку, указав на изумрудно-зеленый сосняк вдали. — Эта твоя «угроза» распространяется на него?
— Нет. По крайней мере, пока.
— Там есть охотничий домик. Мы останавливались в нем, когда ехали в Малый Эрх с Немааном…
Кангасск сжал зубы и мысленно выругался, но промолчал. В другое время он ни за что не одобрил бы что-либо, связанное с этим стигом. Но сейчас, похоже, выбора не осталось: один он, может, продержался бы как-то, но когда с ним женщина и ребенок… Скрепя сердце, Кан велел Эа бежать к лесу.