Камень
Шрифт:
– А я в двести.
– Сережа, английской королеве подарили бриллиант "Великий Могол" в двести семьдесят девять каратов, который англичане похитили в Индии.
– А я найду в триста!
– Сережа, но ведь я не английская королева.
– Ты лучше! - крикнул Рябинин, видимо, на весь лагерь, и выскочил из палатки, чтобы бродить всю ночь по окрестным сопкам и размышлять, объяснился ли он в любви или нет...
Жанна посмотрела на часики и тревожно сдвинула брови... Он удивился ему бы надо следить за временем. Она подняла взгляд, в котором
– Жанна, у вас ко мне дело?
Она встрепенулась, прикрыв улыбкой выдавшую ее суету.
– Сергей Георгиевич, мне нужен юридический совет...
– Вероятно, по поводу мужа?
– Нет-нет. Вернее, не мне, а моей подруге.
– Ну, если она человек достойный, - улыбнулся Рябинин, еще не поняв этого внезапного перехода к подруге.
– А недостойному не поможете? - улыбнулась она какой-то приклеенной улыбкой.
– Помогать хочется людям хорошим. Если она грымза и мещанка...
Улыбка отклеилась, словно Жанна ее сбросила удивленными губами.
– Не понимаю вашего жаргона, Сергей Георгиевич.
– Грымзу-то?
– Нет, мещанку, Вы уже несколько раз употребили это слово.
– А вам оно непонятно?
– Это слово из лексикона девятнадцатого века.
– Мещанство-то живо и в нашем веке.
– Ах да: отдельные квартиры, полированные гарнитуры и личные автомобили.
Жанна заговорщически понизила голос, а улыбка, как ему казалось, отклеенно повисла на незримых ниточках внизу, у подбородка. Теперь Рябинин знал, что пришла она по делу и что он ей нужен. Не за разговорами пришла. И все-таки она срывалась, вступая в ненужную ей перепалку, - так велико было неприятие рябининских взглядов.
– Вы забыли дачи, - подсказал он.
– Тогда, Сергей Георгиевич, все мещане.
– За всех не расписывайтесь.
– Ну, кроме вас.
– И вас, - улыбнулся он.
– Я всю жизнь мечтаю о бежевом автомобиле, сиреневой даче и белой яхте. Мещанка, да?
– Ага, - не моргнул он глазом.
– Потому что хочу жить хорошо?
– Потому что мечтаете о вещах.
– А о них и помечтать нельзя?
– Мечтают о любви, о счастье... А о шмутках...
– Сергей Георгиевич, да вы протрите... - она споткнулась, но Рябинин знал, что ему надо протереть. - Да вы откройте газету! Планы, совещания, постановления, заседания Совета Министров - и все про вещи для людей. Я и сама работаю над бытовыми холодильниками.
– Дело ведь не в вещах. Мещанин ценит материальное выше духовного.
– Сергей Георгиевич, разве вы не знаете, что материальное первично, а духовное вторично?
Она спросила без иронии, серьезно, словно уличила его в неграмотности. И Рябинин опять начал злиться, узнавая в ней подосланную представительницу вселикого мещанского клана; и сразу поверил ей, что она бесповоротная мещанка, будто
Рябинин вскочил, чтобы сжечь ненужную злость хоть в каком-то движении. И повернулся к окну, к морозной зиме...
Ясного неба как не бывало. Крупные снежинки опять накрывали город хлопковой редкой сеткой. Они падали лениво, обессиленно. Только у его окна, влекомые наземным потоком воздуха, снежинки взмывали по стене ввысь, и казалось, что снег идет от земли к небу.
– Мещан высматриваете? - кольнул его в спину ехидный голосок.
– Уже высмотрел.
– Может, покажете?
– Идите сюда.
Он не слышал ее шагов, но она была рядом: томно пахнуло французскими духами и каменно скрипнула слишком тугая нитка кораллов.
– Видите девушку в синем пальто?
– Мещанка?
– Ага.
– На спине ярлык?
– Нет, в руке зонтик.
– Потому что красивый, японский?
– Нет, потому что из атмосферы, из космоса опустилась огромная снежинка безупречной чистоты и формы. И села ей на лицо, как собака коснулась влажным носом. А девица - зонтиком ее...
Он оставил окно и сел. Вернулась на свой стул и Жанна, глубоко и сердито вздохнув. Рябинин ответил на ее вздох запоздалым возражением:
– От первичной материи до вторичного духа надо еще подняться...
– А не поднялась, то я хуже?
– Да, хуже. Потому что вы будете жить в мире тряпок и гарнитуров, а не в мире человеческих отношений.
– Ну и пусть!
– Пусть? Вы согласны, чтобы вас ценили наравне с полированным шкафом?
Жанна мимолетно задумалась - выбил он кирпичик из ее плотной кладки.
– Можно любить и вещи, и людей, - заделала она брешь.
– Так не бывает.
– Ах, откуда вы знаете, бывает, не бывает... Ваши любимые высокие понятия распадаются на элементики.
– Какие элементики?
– Счастье возьмите. Оно сделано из творческой работы, интересного образа жизни, материальной свободы... А они в свою очередь состоят из высокого заработка, удобной квартиры, хорошего питания, семейного уюта... Что, не так?
Рябинин не знал, на что распадаются великие понятия, - ему надо было подумать. Поэтому он не ответил, успев лишь заметить, что она сбила его с накатанной логики. Не глупа, с дураком не задумаешься. А Жанна ринулась вперед, поощренная его заминкой.
– Духовное, материальное... Нету между ними рва, Сергей Георгиевич. Вам не приходило в голову, что автомобиль, дача и тот же ковер радуют душу? Получается, что промышленность работает не только на материальные потребности, но и на духовные. Не так?
Теперь она ответа ждала, теперь ему думать было некогда.
– Так. Только при виде ковра подобная душа не радуется, а благоговеет. Мещанство - это вроде религии.
– О, еще не легче. Выходит, я не просто хочу бежевую машину, а молюсь?