Каменка
Шрифт:
— Постоять? Как с женой Никона? — вспомнил Володаров историю, которую ему рассказал Молчан в первый вечер. То-гда она показалась ему совершенно неправдоподобной, но теперь, когда восставший из мертвых Альбертыч спутал все карты, все в Каменке предстало в слегка ином свете.
— Это та, которую по погосту разметало? — насупился до-мовой. — Не, то сильно грубо, топорно сделано было. По жи-вотному… или по-людски. Чтобы запугать кого, или еще за-чем, не знаю. Но уж точно не от страха за себя.
— Так ты все-таки из дома выходишь. Знаешь,
— Отчего же не знать? Дело было шумное, вся Каменка гудела. Мне старый хозяин много рассказывал. А на улицу выхожу разве что до забора, но не дальше. Вот если дом сго-рит, или на крайний случай развалится, тогда да, свобода. Смогу хоть на все четыре стороны пойти, вот прям куда хош.
Домовой мечтательно посмотрел в окно, от чего у Гены сложилось впечатление, будто он совсем не рад своему по-ложению. Будто быть домовым это какое-то наказание, а не вид существования.
— Слушай, — покончив с завтраком, Гена довольно отки-нулся на спинку стула, — а откуда ты всю эту еду берешь? Магазин ведь гораздо дальше чем забор находится.
— Как откуда? — искренне удивился человечек. — Готовлю, ясное дело.
— Да я не про это. Вот к примеру пирожки вчерашние. Для них же нужно было тесто замесить, капусту стушить, фарш тот же нажарить.
— Конечно нужно. Какие же пирожки без начинки?
— Ну вот, я и спрашиваю, откуда взялась эта начинка? Му-ка, мясо, капуста в конце концов.
— Все-таки странный ты. У вас там, откуда тебя принесло, про домовых вообще не слышали?
— Слышали, но как-то особенно в вашем устройстве не разбирались. Я бы даже сказал наоборот.
— Эх, — человечек сделал едва уловимое движение рукой, щелкнул пальцами, и в печке за его спиной тут же загоре-лись дрова. Увидев изменившееся выражение лица Волода-рова, он довольно ухмыльнулся. — Колдунствую потихоньку, не без этого. Нет, ну а ты как думал?
— Честно говоря, я пока еще никак не думал, — соврал Ге-на, предпочтя не рассказывать про свои фантазии о котах, пекущих пирожки. — Не до этого было. Стой, — вдруг его по-сетила мысль, которая казалась довольно логичной, и он не замедлил ее озвучить, — если ты можешь вот так запросто из воздуха еду наколдовывать, тогда откуда такая истерика по поводу зеркала?
— Откуда, откуда? От верблюда. Сказал же, не умею я зер-кала. Каждому свое. Чего прицепился?
— Но разве это не одно и то же? Еда — предмет, зеркало — предмет.
— Все работает не так, — домовой обернулся котом и спрыгнул с табуретки. — И объяснять, как — я не стану. Мо-жешь даже не просить. Все равно в вашем языке словей та-ких нет.
Договорив фразу кот замер прислушиваясь. Его уши, по-добно локаторам завращались в разные стороны, пытаясь поймать фокус на нужном звуке.
— Палыч, открывай! — донесся с улицы едва слышимый го-лос Молчана.
Володаров подошел к окну в гостиной, отодвинул шторку и увидел сельского голову, бодро махавшего ему рукой из-за забора. И чего ему только дома
— О! Палыч! — завидев участкового, Молчан даже под-прыгнул на месте. — Открывай ворот`a! Разговор есть!
Володаров помахал в ответ и подал знак, что сейчас вый-дет.
— Разговор у него есть, — пройдя до тамбура он обнаружил, что кот по обыкновению куда-то испарился, и потому нехотя обувался, бурча себе под нос. — Мог бы и до понедельника подождать.
Гена знал, что ведет сейчас себя как капризный ребенок. Возможно дело важное? Гораздо важнее светских бесед с домовым. Может опять что-то случилось? Еще одна могила на кладбище с утра оказалась пустой, или не дай бог убили кого по пьяни. Тем более, Молчан спас ему жизнь как-никак. Одно только это ставило его выше в списке приоритетов. Но Гена ничего не мог с собой поделать.
Не став зашнуровывать ботинки, он вышел на улицу, пре-одолел двор и подошел к воротам.
— Чего тебе, Валера?
— Вот так номер, — поморщился Молчан. — Ни здасьте тебе, ни до свидания.
— Извини, — опомнился Володаров, торопливо отворил во-рота и пожал сельскому голове руку. — Настроение с самого утра ни к черту.
— Ясный пень, — Молчан вошел во двор и закурил. — Отку-да ж ему взяться? Это ничего, я понимаю. Для такого дела время нужно. Для понимания. Ну, в смысле как его… то бишь, ну ты понял.
Запах Молчановской самокрутки напомнил Гене о том, как остатки головы Альбертыча свесились в могилу, испугав Сирого. От чего ему стало тяжело на душе. Будто вчера он невольно стал соучастником преступления и теперь должен скрывать этот ужасный секрет от всех. Хотя, по сути именно это с ним и произошло.
— Понял, — кивнул Володаров, избавив Молчана от муки объяснения.
— Да я бы и не приходил, была б моя воля. Но тут такое дело… в общем, по твоей части.
— Что случилось?
— Ну, — крякнул голова, пытаясь подобрать нужное слово, — в райцентре это назвали бы хулиганством.
— Драка?
— Не, — он отрицательно покачал головой, и его лицо на миг приобрело выражение, с которым Гене раньше сталки-ваться еще не доводилось — некая смесь испуга и непонима-ния. — Лучше тебе самому посмотреть.
Он жестом показал Володарову следовать за ним и привел его к собственному дому.
— Вот, — Молчан остановился у калитки и невнятно указал куда-то.
— Что, вот? — сперва не понял Гена, но, когда подошел по-ближе, замер, пытаясь понять, что видит.
Это был большой, измазанный в крови череп. Огромный, гораздо больше человеческого. Судя по вытянутой форме, он принадлежал то ли лошади, то ли корове. Череп лежал пря-мо у ступенек небольшого крыльца Молчановского дома.
— Я первым делом на лесовика нашего подумал, — объяс-нил голова, — у него бывают настроения пошалить иногда. Хотел уже было его выбросить, но потом увидел буквы и по-нял, что человеческих рук дело.