Каменка
Шрифт:
— Что ж, Геннадий сын Павла, — голос стал совсем четким, а его тембр приобрел приятную бархатистость, — твое присут-ствие лишний раз доказало мне, что пути судьбы прекрасны в своей причудливости. А род ваш настойчив до безобразия, так же, как и глуп. Только вы, люди, способны делать одно-значные выводы, имея в руках лишь крошечную частичку истины. Проклятье юности — самоуверенность и всепогло-щающий эгоизм.
— Вы знаете, как меня зовут? — ничего не понимая только и смог выдавить из себя Володаров.
— Я знаю больше, чем ты можешь себе представить,
— Как-то высокомерно, товарищ Од, вам не кажется?
Таким образом Гена хотел впечатлить странного старика, показать ему, что он тоже умеет узнавать чужие имена до знакомства, но в ответ получил только смех.
— И снова своей самоуверенностью ты подтвердил мои мысли. Глухой юнец не по своей вине исковеркал мое имя, а ты, не зная всей правды, принял его и запомнил, приумно-жив ложь. Вспоминай, сын Павла, вспомни и поймешь, кто я есть.
— Извините, — начал оправдываться Володаров, — я просто оперирую теми фактами, что у меня есть.
— Много слов и мало смысла. Твой народ забыл свою исто-рию, своих предков и богов. Вы даже не знаете, откуда при-шли слова, которыми вы говорите. Хоть мои деяния и стер-лись из вашей памяти, но имя мое на века осталось в языке. Твои предки чтили меня за вещи, что я созидал. Ибо я есть небо, и я есть земля, и я есть дерево между ними, — старик со скрипом пошевелил рукой, пальцем показав сперва вверх, а затем вниз. — Имя мне Род, сотворитель всего.
Руки Володарова начали медленно опускаться, но он быстро опомнился и снова закрыл ими уши.
— Хотите сказать, что вы какой-то бог, или что?
— Я Род, сотворитель всего, — повторил голос с прежней грозной интонацией.
— Честно говоря, бога я представлял себе как-то иначе, — Гена слегка наклонил голову и окинул критичным взглядом старика. — Более внушительным, что ли…
— Я не нуждаюсь в твоем представлении, сын Павла.
— …фанфары там ангельские, свет яркий. А вы похожи на, простите, бомжа старого.
— Ты либо слишком храбр, либо слишком глуп, чтобы го-ворить такие речи в моем присутствии.
— Одно другому не мешает, — улыбнулся Гена. Ему было нечего терять и это знание придавало ему уверенности в се-бе. А еще жар туманил разум, временами просто не давая страху пробиться наружу. — И все же, давайте поторопимся. У меня не так много времени.
— Верно, — старик повел пальцем, земля задрожала и разошлась в стороны, раздвигаемая вздыбившимся корнем дуба, — ты же пришел за ответами. Игрушка судьбы желает изменить правила игры. Ну что ж, это достойно моего вни-мания.
Он, поскрипывая словно сухое дерево на ветру, проковы-лял к корню и сел на него. Не дожидаясь приглашения Во-лодаров последовал его примеру — сел рядом.
— Вообще-то я пришел загадать желание, — конечно, отве-ты на все накопившиеся вопросы Гена хотел получить не меньше, но сохранять ясность ума с каждой минутой стано-вилось все сложнее и ему пришлось выбрать что-то одно.
— Желание? —
— Моего предшественника? — не удержался Володаров.
— А! Видишь, ты не можешь противиться своей натуре. Даже на пороге смерти ты задаешь вопросы. И именно по-этому ты оказался здесь. Но готов ли ты услышать ответы?
— Готов, раз спрашиваю. Предшественник, это Альберто-вич?
— Сын Альберта, да. Его упорство и хитрость начали нашу игру, из которой он, не ведая того, вышел победителем, хотя и не дожил до ее конца.
— Какую игру?
— Так же, как и ты, он пришел ко мне в надежде получить желаемое. Но, так же, как и все вы он обладал лишь частью истины. Бедный старик не ведал, что «исполнитель жела-ний», коим он меня нарек, имеет собственную волю и испол-няет только то, что угодно ему самому.
Старуху, алчившую чужого сердца больше всего на свете, я наградил даром ворожбы. Грибнику, попавшему в плен привычки, я даровал облегчение. Юнцу, больше всего на свете желавшему найти способ спасти свою мать, я подсказал его… Но ради собственной потехи, я сделал так, что ни один из загов`oров ведьмы не работал по задумке. Ради шутки я превратил временное облегчение нужды грибника в вечное проклятье. А мать юнца пожалела о том, что сын сумел ее спасти.
— Ну вот, как я и говорил, — Гена пожал плечами, — все бе-ды Каменки из-за вас. А что на счет Сирого?
— А, юнец с проклятьем волка, — голос в голове довольно хмыкнул. — Это не моя заслуга. Проклятье волка, как и то существо, что вышло из могилы сына Альберта сотворила глупая старуха. Ее жажда сердца породила жажду крови. Ее попытка излечить душевную рану породила чудовище.
— Я смотрю, вам, товарищ Род, это все приносит удовольствие.
— Моим годам нет исчисленья, и все ваши беды для меня ничто иное, как дуновенье ветра, колышущее траву.
— Да что же вы за бог такой? Разве можно создателю всего наслаждаться собственными пакостями? Нет, вы не бог. Вы злобный, обиженный на весь мир старик, которому стыдно показаться людям на глаза. Знаете, что я вам скажу? Не зря вас все забыли, — Гена замолчал, ожидая, что в ответ на его дерзость тут же последует неминуемое наказание в виде удара молнии в темечко или чего-то подобного. Но ничего страшного не произошло.
— Да, это так, — вдруг ответил голос, и его интонация по-менялась. Властность исчезла, уступив место задумчивости. — Я стал слишком стар, мой век на исходе. И в мире, для которого я сделал так много, почти не осталось вещей, приносящих мне радость… Но готов признать, что игра, в которую я сыграл с твоим предшественником, изрядно меня повесе-лила.
— Про какую игру вы все время говорите?
— Про игру умов, в которой бога обыграл старик. Точно так же, как и ты, сын Альберта отыскал мой дуб. Точно так же, как и ты, он сделал это ради желания. Но в отличие от тех, что приходили до него, он желал не для себя. Он желал для других.