Каменное перо
Шрифт:
Мы с батюшкой синхронно поднялись из-за стола и, нелепо пытаясь уступить друг другу место, стали протискиваться к выходу. Как будто у сложившейся ситуации было одно неизбежное разрешение, о котором никто не подумал заранее – поесть от души. Когда мы были на полпути к выходу, спотыкаясь и нащупывая руками стены в темной прихожей, мне показалось, что где-то позади Принц нежно прошептал:
– Моя бедная потерянная девочка…
Как я отправился в путешествие
Матушка ждала нас у порога. Мне почудилось, что она, завидев нас, едва заметно положила руку на сердце, но я не был готов поручиться за свое
– Я почти готов поверить, что вы рады меня видеть, – грустно усмехнулся тот, обменявшись с нею необходимыми любезностями.
– Я еще издали разглядела, что вы не тот, кого я опасалась, – улыбнулась мать. – Надо понимать, что Габриэль все уже знает, – добавила она в ответ на укоризненный взгляд отца.
– Не все, – покачал головой батюшка, – но скоро тайн не останется.
Я в тридесятый раз поборол желание ущипнуть себя за руку.
Обед прошел в светской беседе. Принц кратко обрисовал свое путешествие из Лилии в наши края, отец много интересовался о состоянии дорог и том, каковы волнения на границе. Я слушал мало, а понимал и того меньше. Я не смыслил в политике, и разговор о провале дипломатической миссии герцога Таливарского в Лилию слабо увлек бы меня и при более благоприятных обстоятельствах. Когда трапеза наконец завершилась, и от причины, что свела наше семейство с Принцем, было уже не убежать, мы нашли спасение в молчании. Маменька удалилась в свою комнату. За окном смеркалось.
– Пора, – молвил Принц.
Отец вздохнул.
– Когда вы отправляетесь?
Я даже не нашел в себе сил удивиться. То ли переживания дня окончательно вымотали меня, то ли я как будто наперед знал, что буду писать свою сказку вдали от дома. Будь неладен этот сон – почему сейчас он казался таким логичным?
– Как скоро Габриэль будет готов? – уточнил Принц. Я усмехнулся про себя и из последних сил подавил зевоту. Чем раньше мы с этим покончим, тем лучше.
– На исходе недели, когда упадет его звезда, – предложил отец, даже не поглядев в мою сторону. Я был слишком погружен в себя, чтобы принять эту фразу за нечто большее, чем необычную присказку, однако Принц серьезно кивнул.
– Так тому и быть. Пусть соберется с мыслями и подготовит себя к долгой дороге. Я буду очень признателен, если вы заглянете на днях ко мне на маяк и выслушаете мой план. С вашего позволения, я введу Габриэля в курс дела во время нашего небольшого путешествия – два путника едва ли найдут развлечение лучше, чем разговор по душам.
– Я хочу быть уверен в том, что вы ему расскажете, – безжалостно отрезал отец.
Принц немного поразмышлял над этим соображением и покачал головой.
– Свою историю я не искажу, но каждый новый слушатель ей только лишь навредит. Вам придется мне довериться.
– То есть, вы не планируете утолять мое любопытство? – отец вопросительно повел бровью.
– Как и вы мое, если я верно понимаю, – оскалился Принц. – Вряд ли любопытство будет достаточным побудителем в этом случае. Вы собираетесь доверить мне сына, помните. А после вашего визита на маяк у вас не останется не малейших сомнений в моей честности; поверьте, я всецело понимаю, что ничего кроме сомнений вы сейчас не испытываете. Я постараюсь рассказать только то, что сочту необходимым для успеха нашего похода.
Отец поморщился, но перечить не стал.
– Одно ваше появление на маяке сказало мне больше, чем тысяча слов,
Ночью я опять видел сон. Но на этот раз все было по-другому. Я снова не мог различить лица человека в черном, но виной тому был не пустой лист бумаги, ожидающий окончания сказки, – широкополая шляпа скрывала его черты в своей тени. По правую руку от меня сидел Принц. Он не смотрел в мою сторону, будто бы не замечая, что я рядом, и оживленно что-то втолковывал Черному человеку. Тот задумчиво поглаживал свой подбородок и изредка возражал спокойным голосом. Я напрасно силился разобрать их диалог, слова отскакивали от моего восприятия как шарики от стены. Наконец Принц отчаялся и с силою стукнул кулаками по столу, и тогда я заметил, что перед ним лежала наполовину исписанная неровным почерком страница, а на ней – черное перо, которое посверкивало в неровном свете свечи поверхностью настолько неправдоподобно гладкой и правильной, что могло показаться, будто искусная рука выточила его из камня. Из-под пера по листу расползалась небольшая багровая клякса.
Рука Черного человека плавным движением скользнула в складки плаща и так же стремительно вынырнула оттуда, держа небольшой продолговатый сверток. Черный человек бросил сверток, и тот с глухим звуком приземлился на лист прямо перед Принцем. Тот не шелохнулся. Человек в шляпе что-то повелел, и Принц злобно посмотрел на него в ответ, но ничего не предпринял. Тогда человек сам наклонился к Принцу и принялся слой за слоем разворачивать сверток, и мне показалось, что желтоватые тряпки были перепачканы в тех же багровых чернилах, что стекали с пера. Когда человек закончил, я увидел, что сверток скрывал кинжал. Кинжал, лезвие которого было окровавлено. Я схватил Принца за рукав, но тот продолжал меня игнорировать. Я попытался встать, но ноги не послушались меня. Внезапно я будто вынырнул на поверхность из-под воды, и слова Черного человека обрушились на меня словно река, прорвавшая плотину. Он говорил быстро и холодно, чеканя каждую фразу:
– Это ваших рук дело, вы убили его. На ваших руках его кровь. Посмотрите, что вы натворили. Послушайте, послушайте же – они скажут вам ровно то же самое, все подтвердят, все обоснуют. Я не скажу вам ничего нового. Послушайте их.
– К черту все! – зарычал Принц, и сон оборвался.
Утром я проснулся другим человеком. Я встал позже, чем обычно, но родители любезно не стали меня будить. Когда я спустился вниз с чердака, где я обитал, они ждали меня за столом.
События прошедшего дня медленно прокрутились перед моим мысленным взором. Несмотря на тяжелую ночь и вернувшийся кошмар, в моей голове наступила неожиданная ясность, и я смог, как мне тогда показалось, непредвзято посмотреть на все имеющиеся в нашем распоряжении элементы мозаики.
Во-первых, между Принцем, маяком и отцом была какая-то связь, и одно появление Принца на маяке было достаточным для того, чтобы отец (по крайней мере, внешне) воспринял все сказанное им глубоко всерьез. Во-вторых, мне или некоторой ведьме по имени Изабелла надлежало написать одну сказку из-за какого-то непостижимого литературного долга, который от отца перескочил к Принцу, а от Принца – к нам с нею. Что я знал о ведьмах? Только то, что этим малоприятным словом в Лилии именовали всякую женщину, владеющую Разумением, особой техникой деятельного мышления. Разумение там было попросту вне закона и абсурдно почиталось за колдовство. Кроме того, Принц, очевидно, питал к Изабелле самые нежные чувства.