Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель
Шрифт:
– Ха! – вполголоса похвастался верзила Волькше: – Я-то думал: ладьей править – дело мудреное. А оно проще простого вышло. Знай себе палку тягай. С этим всякий дурак справится.
Годинович посмотрел на Рыжего Люта с укоризной, покусал губы, но, в конце концов, не сдержался и пошутил:
– Верно! А я на ярмарке видел ученого медведя. Так тот под дудочный перегуд плясал, а потом кланялся.
– Ты это к чему? – спросил Олькша, чувствуя подвох.
– Да так. Вспомнилось…
Драккар едва вошел в устье реки, как слева показалась извилистая протока. Хрольф направил корабль туда, и в первом же затоне приткнул его к берегу. Сил у манскапа хватило только на то, чтобы сойти на берег. Даже вечернюю
Эстинны
Утром Волькшу разбудил хруст ломающейся палки. Сон жаждал вернуться и сжимал ему веки теплыми мягкими ладошками, но увиденное сквозь ресницы отшвырнуло дрему в дальние закоулки Нави. Десяток рыбацких лодок стоял в горловине затона, в котором Хрольф укрыл свой драккар, а по берегу к спящим варягам подкрадывалось полсотни человек, вооруженных самым причудливым образом. Плотницкие топоры, рыбацкие остроги, косарские ножи и просто дубины. Вот только луков или самострелов в руках наступавших не было, либо Годинович их не углядел. Будь среди нежданных неприятелей стрелки, спящих варягов изрешетили бы стрелами как стадо свиней в распадке.
Хруст ветки выдал их за несколько мгновений до того, как эти люди собирались наброситься на сонный манскап. Не проснись Волькша, у девятнадцати гребцов, шеппаря, его помощника и двух желторотых венедов не нашлось бы даже крошечной возможности остаться в живых.
Волкан вскочил на ноги и уже хотел закричать: «Наших бьют! I gev"ar! [88] Русь!», но, бросил быстрый взгляд на гребцов Хрольфа и с ужасом увидел, что рядом с варягами нет оружия.
Однако, стоило Волькше пошевелиться, как рыбаки и пахари замерли на месте.
88
I gev"ar! – К оружию! (Швед.)
– Да хранит вас Укко, – хриплым от волнения голосом сказал Волькша. Он понятия не имел, куда занес их корабль буйный Ньёрд, но если это и правда был южный берег Варяжского моря, значит, здесь наверняка говорили на каком-нибудь из водьских языков. Стало быть, скорее всего, эти люди почитали Укко. [89] По крайней мере, говорил Година, что все народы, сродные суми, поклонялись небесному старцу и его жене…
Мгновения текли, как живица [90] по сосновой коре.
89
Укко – у карело-финнов верховный бог. Подобно Зевсу, Тору, Перкунасу или Перуну является властителем погоды и туч.
90
Живица – свежая смола, проступающая в бреши древесной коры.
Кто-то из спящих заворочался, но не проснулся.
Решимость нападавших угасла на глазах. Они едва слышно перешептывались, показывая то на Волькшу, то на драккар, то на безмятежно спящих варягов.
– Кто вы такие? – наконец спросил тот, кто по всей видимости был вожаком этих людей. Язык, на котором он говорил, был схож с наречием веси, но звучал иначе, таратористее. Неужели это эстинны? После того, как Торх вернулся с янтарным гребнем для своей Рады, он иногда забавлял отца и братьев, разговаривая на эстиннском. Послушав его Година, морщил лоб и вылавливал в речах старшего сына знакомые весьский слова. За редким исключением Ладонинский толмач понимал все сказанное, но то, как это звучало на эстиннском, каждый раз приводило его в замешательство.
– Мы
Кто-то из эстиннов прыснул в кулак.
– Чьи это вы гости? – спросил вожак, окинув соплеменников грозным взглядом: – Не надо нам таких гостей. Знаем мы, как пускать даннов на порог. Никто вас не приглашал.
Его слова распалили угасший было боевой дух рыбаков и пахарей. Они вновь подняли свое оружие и начали окружать спящих варягов кольцом, отсекая от драккара.
Шум голосов разбудил людей Хрольфа. Гребцы терли спросонья глаза и пытались понять, что происходит. А происходило то, что на гостеприимство свеям рассчитывать не приходилось. Ночью, ступив на твердую землю, они повалились спать, позабыв на драккаре свои копья и топоры. А голыми руками против дубин не очень-то повоюешь. И все же гребцы были видавшими виды морскими разбойниками, в то время как нападавшие брались за оружие только от большой беды…
– Мы не данны, – ни с того, ни с сего сказал Волкан. Он и сам не понял, почему у него вырвались именно эти слова.
Эстинны опять остановились.
– А кто вы? – спросил вожак.
Море шумело невдалеке. И это был единственный звук, который скрадывал тишину.
Волькша понимал, что от его ответа зависит то, увидят ли они с Олькшей, да и все люди Хрольфа полдень этого дня. Молчали варяги, не понимая не полслова в том, что говорилось. Молчали эстинны, ожидая ответа.
– Это что это за хоровод? – раздался бас только что пробудившегося Ольгерда: – Что это за сраные скоморохи тут набежали?
Как всегда сквернословие Рыжего Люта просыпалась раньше его разума.
– Олькша, умолкни! – цыкнул на него Волкан.
– C какого перепуга я должен умолкнуть? – взбеленился Олькша.
– Так вы венеды? – спросил старший эстинн.
– Что эта чудь белоглазая лопочет про венедов? Да мы, венеды белые, суть Гардарики и гроза всей Ингрии! – нахмурился Ольгерд.
Безумная затея пришла тем временем в голову Волькше. Терять им было нечего. Они безоружные. Варягов, которых эстинны поголовно называли даннами, здесь встречают в колья. Так почему бы ни сыграть с костлявой Марой [91] в прятки.
91
Мара (Марена, Морена) – у славян богиня смерти, жена Чернобога. Её чучело сжигалось в последний день Масленицы.
– Благородный Ольгерд, сотник владыки Ильменьских словен, не извольте гневаться, – сказал он по-карельски, отчетливо и громко произнося каждое слово, дабы оно дошло и до Рыжего Люта, и до эстиннов: – Эти добрые люди хотели узнать, не могут ли они чем-нибудь помочь высокому послу князя Гостомысла.
– Что за чушь ты несешь? – спросил его Олькша по-венедски. Однако словам приятеля он все-таки внял. Особенно про сотника владыки Ильменьских словен. Он остепенился и напустил гордый вид. Поняли Волькшины речи и эстиннские рыбаки. Некоторые из них хаживали на Псковское торжище и к юго-восточным соседям относились с почтением.
– Я говорю, благородный Ольгерд, – тем же ладом, но уже по-венедски, продолжил Волькша: – что бы ты не был дурилой, а помог мне выпутаться из этой беды. Посмотри внимательнее: эстиннов тут, наверное, полсотни, а то и больше. Какое-никакое, а у них оружие. И чужаков они не любят. Особенно даннов, се речь варягов. А у Хрольфовых гребцов вместо бил и копей по шишу за пазухой. Да и у нас с тобой не гуще. Всех снарядов у нас – только твои сапоги. Ими и будем отбиваться.
– При чем здесь сапоги? – набычился Олькша. Чем дальше, тем больше он ценил отцовский подарок.