Каменный Кулак и охотница за Белой Смертью
Шрифт:
Когда солнце выкатывалось из-за леса, река разделилась на два рукава, огибая огромный, поросший исполинскими дубами остров.
– Это остров Стрибога, [175] – рассказал своим помощничкам Година: – В самой сердцевине леса на широкой южной части его стоит Капище, над которым ветеры не умолкают никогда. Варяги называют его Вындин [176] остров и почитают за южный дом Ньёрда. [177] На западном берегу реки есть небольшой городец. Там поселяются люди, потерявшие свою Стречу, потому как замарали честь, нарушив клятву или предав свой род. Летом они помогают
175
Стрибог – у славян бог ветров и их отец, сурово наказывает клятвопреступников и предателей.
176
Vinden – ветер (Швед.)
177
Ньёрд – в скандинавском пантеоне покровитель мореплавания, рыболовства, кораблестроения. Ему подвластны ветры и море.
– И быстро ли они избавляются? – пробасил Олькша из-под шкуры.
– Моли Мокошь, чтобы минула тебя Недоля сея, – покачал головой Година: – Некоторые маются здесь помногу лет. И жить не живут, и идти им некуда, потому как человека без Стречи никто в соседях иметь не желает. Гонят их отовсюду. Остается только на засеку уходить, да где ж в одиночку и дом поднять и поле спалить…
И действительно по берегу Волхова были рассыпаны жалкие и унылые даже под белым снегом землянки. Пешие тропинки были натоптаны от них к заветному острову. Видать некоторые из страдальцев уже не надеялись на помощь волхвов и сами ходили на Капище жертвовать Стрибогу от скудного живота своего. И над всем этим унынием, не смолкая, завывали Стрибожичи.
От пронзительного ли ветра, от чувства ли неприкаянности, что витало над этими местами, Волькша поплотнее укутался в шкуры. И вскоре поддался дорожной дремоте.
Он ненадолго проснулся, когда отец, прихахатывая, рассказывал про одного забавного купца с реки Прусыня, мимо которой они в то время проезжали. Возница гоготал так, что чуть не выпал из саней. Но спросонья Волкан ни как не мог ухватить суть былицы и потому опять заснул.
Какие-то странные пугающие события будоражили его сон. Они куда-то бежали вместе с Олькшей. За спиной слышался чей-то топот и гиканье. Волькша с ужасом понимал, что бежать уже некуда, что они на острове, что сейчас на них навалятся, собьют с ног и…
Година бесцеремонно растолкал спящих:
– Вставайте, барсуки, надо подкрепиться и дать лошади отдых.
На счет лошади парни немного усомнились: конь с княжеской конюшни выглядел так, точно и не бежал пол дня рысцой. А вот их животы довольно громко взывали о пище.
Остановились они в маленьком городце. Название его показалось Олькше уж слишком женским – Влоя. Так же именовалась и речка, при впадении которой в Волхов он стоял. Рыжий Лют начал было зубоскалить, но Година одернул его словами:
– Сам-то ты откуда?
– Из Ладони… – ответил верзила и потупился. Название родного городца вдали от его частокола звучало тоже не очень мужественно.
Во Влое Волькша впервые увидел собственными глазами, как Ильменьские словены уважали Годину Ладонинца. В пояс, конечно, не кланялись, но хлебосолить в своем доме его хотели многие. Мало того, с появлением в городце Волькшиного отца местные купцы принялись споро запрягать своих лошадок в волокуши, загодя груженые товарами:
– Раз Година на торжище едет, значит и нам пора. Будет кому нас по рядам рассаживать. По уму да по совести.
Словом, из Влои сани с Годиной и помощниками выехали уже во главе небольшого обоза. Однако лошадки, тащившие купеческие волокуши, понуро брели шагом, а княжеский посланец дал волю коню, и он, перейдя на привычную для себя рысь, оставил вереницу груженых саней далеко позади.
Небо затянулось тучами, которые принесли снежную крошку. Что и говорить, весь Березозол [178]
178
Березозол – март по славянскому календарю.
После полудня русло Волхова сделало большую петлю, огибая скругленный мыс, темневший дубами и вязами. Там, где река подмывала берег, парни увидели огромного деревянного идола. Перун, подбоченясь, смотрел исподлобья куда-то за горизонт. Борода его ниспадала до пояса. Колпак с опушкой делал его похожим на юный боровик. Впрочем, даже Ольгерд, который из всех богов привечал лишь Мокошь, не посмел высказать эту мысль. На идола пошел ствол дуба в два обхвата толщиной и почти два десятка локтей в высоту. Кто и как притащил сюда этот столп, кто водрузил его и высек на нем лик громовержца? Такое деяние было не по силам даже всем мужикам Ладони. Выходило, что людей, воздвигших этого идола, было гораздо больше.
– Этот Перун – не главный, – пояснил парням Година: – Он лишь указывает место, откуда идет тропа к Капищу.
– А каков же тогда Перун на Капище? – спросил Волькша.
– Не знаю. Не видел, – честно ответил отец: – Но говорят, что он так велик, что головой подпирает небо. Говорят, у него руки из серебра, а борода и усы из золота. Говорят, что его скипетр украшают самоцветные камни, а глаза у него из двух огромных яхонтов. Говорят, у его ног всегда горит священный огонь, чтобы его ступни всегда были в тепле, и Перун был в добром духе и на нас не гневался.
– Година Евпатиевич, – взмолился Олькша: – а можно нам быстренько сбегать на него посмотреть?
– Нечего просто так на капище шляться, – посуровел Волькшин отец: – Тоже мне, нашли диво для пустого погляда. Будет нужда великая, сами сюда приедете или приплывете. А сейчас неча Громовержца почем зря зенками буравить. И еще, вот что я тебе скажу Олькша: Триглав, [179] он повсюду. Все видит. Все слышит. Ни одно твое слово, ни одна мысль от него не скроется. Если хочешь о чем его попросить, проси там, где стоишь. Капища – они для волхвов. Там белобородые за всех людей молят. За то им и почет и лучшие места за столом. Но если мы сами в душе своей не будем почитать Вышней, то никакие кудесники нам нашей Доли не вернут. Понял ты меня, Ольгерд Хорсович?
179
Триглав – у славян триединый бог. Объединяет Навь, Явь и Правь. Олицетворяет пространство. Следит за человеческим предназначением. Большой Триглав – Сварог-Перун-Святовит или Перун-Даждьбог-Огонь, малый триглав – Хорс (Солнце) – Велес (Луна) – Стрибог (Ветры).
– Понял, – покачал головой Олькша и старая детская зависть шевельнулась в нем: Хорс никогда не разговаривал с сыном так, как Година с Волькшей; вся наука, которую могучий ягн преподал своему старшему сыну состояла из тумаков да затрещин. И пусть колотушки сыпались на его рыжую голову по делу и из лучших побуждений, для Олькши это ничего не меняло. Он как был неучем, так им и остался.
С этими мыслями Рыжий Лют отвернулся в сторону западного берега реки и замолчал до самого вечера.
Година тоже призадумался и все меньше и меньше рассказывал о местах, мимо которых они проезжали. Волькше запомнилась речка со смешным названием Оломна. Слово это всколыхнуло в душе воспоминания о доме на деревьях. Может быть, ошибался Хатти, отец Кайи, и олонь жили не только на северо-востоке Ладоги. Уж больно названия похожи. Потом еще была река Затесень. Как есть венедское слово. А на другой стороне вепсская деревенька Киришье. Проехали впадение Тигоды с запада, а в скорости с востока набежала речушка Пчевжа.