Каменный леопард
Шрифт:
«Тогда я должен немедленно отправиться в посольство, господин президент. Мы достигли этапа, когда счет идет на минуты. Ты знаешь, куда они поведут женщину Дево?
«На улицу Соссе…»
В своей квартире на острове Сен-Луи Грелль выключил магнитофон и посмотрел на Алена Блана, сидевшего в элегантном кресле со скрещенными ногами и стаканом коньяка в руке. Выражение лица министра было мрачным: это был уже третий раз, когда запись проигрывалась для него, и теперь он знал разговор дословно. Он залпом допил коньяк, и на его выпуклом лбу выступили капельки пота.
Он поднял глаза, когда Грелль говорил.
«В течение двух
— Я узнаю голос Флориана, — нетерпеливо вмешался Блан. «Ворина тоже. Здесь нет места сомнениям. Он вздохнул. «Это ужасный шок, но не такой уж большой сюрприз. Вот уже несколько дней я недоумеваю, что происходит, хотя никогда не подозревал ужасающей правды. Эти слухи о перевороте правых, казалось, исходили из околокоммунистических источников. Внезапное и совершенно необъяснимое путешествие Флориана в Баден-Баден…
Блан встал и ударил кулаком по ладони другой руки.
«О Иисусе Христе, к чему мы пришли, Грелль? Я знаю его с тех пор, как он был молодым человеком в Политехникуме после войны. Я организовал его приход к власти. Как я мог быть таким слепым?
«Цезарь всегда вне подозрений…»
«Как я только что сказал вам, перед отъездом мне позвонил полковник Дуасси из Баден-Бадена и сказал, что 2-я и 5-я дивизии отправятся в Мец и останутся там, что оставляет Германию обнаженной. При нынешнем изоляционистском настроении американского Конгресса Вашингтон даже не станет угрожать нажатием ядерной кнопки — у Москвы есть своя кнопка. Соединенные Штаты будут реагировать только в том случае, если материковая часть Америки окажется в опасности. Все это связано с фиаско во Вьетнаме и Камбодже. Вы знаете, что, я думаю, произойдет в ближайшие несколько часов?
«Что?»
«Думаю, завтра Флориан объявит в Москве о заключении военного пакта с Советами — помните, президент может сам заключить такой пакт. Вы видели тот отчет, который только что пришел из Брюсселя — я думаю, что Флориан еще объявит о совместных военных маневрах с русскими. Порты Тулон и Марсель будут открыты для высадки советских войск на борту конвоя К-12».
«Тогда надо что-то делать…»
«Германия проснется и обнаружит себя в окружении — советские дивизии к востоку от нее, советские дивизии к западу от Рейна. На французской земле! Я думаю, Флориан прилетит из Москвы завтра поздно вечером и, если здесь будет хоть какая-то реакция, скажет, что была попытка правого государственного переворота со стороны полковника Лассаля, и половина из нас окажется за решеткой…
— Успокойся, — посоветовал Грелль.
«Успокойтесь, он говорит…» Блан был сильно взволнован, его лицо было покрыто нервным потом, когда он беспокойно ходил по гостиной. «Через несколько дней у нас может быть даже советский флаг рядом с триколором!» Приняв от Грелля вновь наполненный стакан, он сделал вид, что хочет проглотить его залпом, но напрягся и сделал только глоток.
— Мы должны решить, что делать, — тихо сказал Грелль.
«Точно!» Блан, после своего взрыва, внезапно восстановил свое естественное равновесие. — Совершенно бесполезно советоваться с другими министрами, — твердо сказал он. «Даже если я созову тайное совещание,
Именно Грелль упомянул прецедент президента Никсона, указав, что каким бы ни было решение, общественность и мир никогда не должны знать правду. «Действия Никсона были пустяком, едва ли большим, чем проступок по сравнению с тем, о чем мы говорим. Но посмотрите, какой сокрушительный эффект это произвело на Америку, когда его разоблачили. Вы можете себе представить, как это повлияет на Францию — на Европу — если когда-нибудь выяснится, что французский президент является коммунистическим агентом? Никто никогда больше не будет в нас уверен. Франция была бы деморализована…»
— Вы, конечно, совершенно правы, — серьезно сказал Блан. «Это никогда не должно стать достоянием общественности. Ты понимаешь, Грелль, что остается только одно решение?
«Флориан должен быть убит…»
Рано утром 23 декабря вдоль немецко-чехословацкой границы между Зельбом и Графенау произошел внезапный всплеск советской воздушной активности, которую сначала сочли связанной с широкомасштабными маневрами и зимними учениями, проводимыми странами Варшавского договора. Позже сообщалось, что советские самолеты Foxbat пересекали границу и снова пересекали ее, а канцлера Франца Хаузера вытащили из постели в 2 часа ночи, чтобы оценить ситуацию. В 3 часа ночи он приказал объявить янтарную тревогу, которая мобилизовала силы вдоль нарушенной границы и некоторые резервные группы.
В 2 часа ночи, расхаживая по своей гостиной, Грелль был не более чем движущимся силуэтом в дыму, скопившемся от сигарет двух мужчин. «Я вообразил себя убийцей, — сказал он. «Когда я планировал кордон безопасности, я затыкал лазейки, предвидя, как я буду заниматься завтрашним покушением на жизнь Флориана. Я не думаю, что кто-то сможет проникнуть через оцепление.
— Возможно, я мог бы, — тихо предложил Блан. — Это должно быть только между нами двумя — только так мы можем гарантировать, что это всегда останется тайной. Если бы у меня был пистолет, пока я ждал вместе с другими министрами в аэропорту, ожидая его посадки на «Конкорд»…
«Невозможно!» Грелль отверг эту идею презрительным жестом. — Все бы удивились, почему именно ты это сделал. И я сказал охранникам, что если кто-нибудь, даже министр, достанет револьвер, его следует немедленно расстрелять». Он остановился перед креслом Бланка. «Чтобы доказать свою точку зрения, я даже сказал им, что, если я достану револьвер, они должны меня застрелить».
«Тогда это невозможно…»
«Это может сделать только один человек».
«Кто?»
«Конечно, человек, который изобрел кордон безопасности. Сам».
Прежде чем вернуться в свое министерство на улицу Сен-Доминик, Блан сделал еще две попытки поговорить с Флорианом. Когда он позвонил в Елисейский дворец из квартиры Грелля, оператор сказал ему, что президента нельзя беспокоить, «за исключением случаев мировой войны…»
Затем Блан всю ночь ехал к Елисейскому дворцу и обнаружил, что кованые железные ворота — всегда открытые впереди и запертые только на выкрашенной белой краской цепи — закрыты, загораживая внутренний двор. Блан высунулся из окна. — Немедленно откройте, — потребовал он. — Ты знаешь, кто я, ради бога…