Каменный пояс, 1975
Шрифт:
— С собой?
— Ну, да.
Андреев улыбнулся. Она пояснила:
— Хочу познакомить вас с одним интересным человеком. Не покаетесь.
Ага, значит, действительно вернулся Огнев. Вон она какая радостная. А что — любопытно познакомиться, судя по внешности — занятный человек.
И вот старый «газик» снова подминает под себя километры. Мчит по той же дороге к Увильдам. Огнева опять устроилась на переднем сиденье. У Андреева настроение было так — среднее. Огнева повернулась к нему, спросила:
— У вас скверное настроение?
— Вроде
— А отчего нахохлились?
— Признаться, ваш приезд застал меня врасплох.
— Кстати, успели прочитать мой опус?
— Да.
— И как?
— Прилично. Журналист из вас мог бы получиться.
— В устах журналиста это, видимо, высшая похвала?
— Пожалуй. Записки будете продолжать?
— Не знаю. А стоит?
— Безусловно.
Машина миновала Сайму, круто повернула на узкую мягкую дорогу, пробивающуюся сквозь заросли липы, ольхи и черемушника, и выскочила на открытый берег. Григорий Петрович увидел костер, а возле него массивную фигуру старика Куприянова, который, как видно, варил уху. Над костром висело ведерко, на каменной плитке лежали приготовленные лини, окуни и разрезанная на части щука. «Ишь, кашеварит, — насмешливо подумал Григорий Петрович. — Кирилл всего себя отдал революции, сгорел во имя ее, а этот отсиделся, на задворках прятался — и жив вот!»
Огнева между тем выпрыгнула из кабины на землю и крикнула:
— Ну, что, повар, скоро кормить будешь?
Куприянов вскинул лохматые брови и ответил:
— Прыткая какая! Малость подождешь!
— Знакомься, тятя, это Андреев.
Старик глянул на Григория Петровича вприщур. Глаза старика острые и цепкие, хитрость гнездится в них.
— А мы знакомы, — сказал Григорий Петрович. — Мы ершей вместе ловили на Сугомаке.
— Может и ловили, — уклончиво отозвался Куприянов.
— Ты ж про Липунюшку-то ему рассказывал.
— А-а! — неожиданно оживился старик. — Ну, как же. Так ты чей, говоришь?
Григорий Петрович пояснил:
— Ну, да, Павлыча сын. Знавал, знавал я твоего отца.
Озеро было спокойное. Лесистые берега отражались в нем. Слева, у островка, грива зеленых камышей, возле них лодка. В ней рыбак. Противоположный берег таял в синей дымке. Огнева сложила руки рупором:
— Ого-го-го-го!
Крик гулко прокатился по озеру и замер вдали. Рыбак зашевелился, приподнял шляпу и помахал ею. «Это, надо полагать, и есть Огнев, — подумал Григорий Петрович. — Ну, что ж, посмотрим!»
Рыбак смотал удочки и греб к берегу.
Шофер поставил машину под куст боярышника, постелил возле нее коврик и прилег на него с книгой.
Рыбак подплыл к берегу. Лодка врезалась в гальку. Огнева схватилась за скобку и вытянула суденышко на берег. То был вчерашний полковник, только на этот раз в спортивных брюках, в майке и в соломенной шляпе. Руки еще не загорели. Значит, на солнце был мало. Упругие бицепсы у него играли. И вообще он был красив телом. Лицо умное, волевое. А глаза
— Где же твоя рыба? — спросила Огнева.
— Ни черта не клюет, — сознался рыбак, выбираясь на берег. — Две малявки — и весь улов.
— Тоже мне рыбак!
Полковник виновато развел руками.
— Да, — спохватилась Огнева. — Знакомьтесь, пожалуйста!
Она кивнула полковнику на Андреева. Тот шагнул к нему, протягивая руку:
— Андреев.
— Куприянов.
Григорий Петрович вскинул на него недоуменный взгляд. Огнева перехватила его и засмеялась — видимо, в самом деле глупый вид был у Андреева. Куприянов улыбнулся:
— Алексей Куприянов.
У Андреева пересохло в горле. Вот так встреча! Вот так сюрприз преподнесла ему Огнева. И ведь ни слова за всю дорогу, пока ехали сюда. А он-то уж подумал бог весть что. В Сибирь уехал Огнев, незачем ему сюда и спешить. Синие твердые глаза полковника внимательно ощупывали Андреева с ног до головы.
— Забавно получается, — улыбнулся Куприянов. — Мы с вами уже были знакомы, а теперь вот приходится знакомиться заново.
— Се ля ви, — лукаво повела очками Огнева, и Андреев понял ее намек.
— Мне о вас рассказала Аленка. Мы и сговорились пригласить вас на уху.
— Спасибо, польщен.
Старик расстелил на поляне брезент. Огнева нарезала хлеб. Расставила эмалированные миски. Алексей из рюкзака извлек пузатую бутылку с красивой этикеткой. Расставив в шеренгу, словно солдат, стопочки, стал наливать в них жидкость, похожую на вишневый сок. Расселись вокруг брезента, кое-как уговорили шофера разделить компанию.
Алексей поднял тост. Он осмотрел всех с улыбкой.
— За встречу на родной кыштымской земле!
Осушил стопку. Андреев выпил и понял, что это ром. Огнева только пригубила и поставила стопку обратно. Шофер пить отказался. Старик Куприянов сначала понюхал, потом посмотрел на свет и, повернувшись к сыну, произнес:
— Со свиданием, сынок!
И выпил медленно, закинув голову. Потом рукавом рубахи обтер губы, заметил:
— Вонючая проклятая. И в нос шибает. То ли дело русская горькая.
Огнева разлила уху по мискам, сдобрила ее мелко нарезанным зеленым луком. Ели молча. Слышно было, как скребутся алюминиевые ложки о миски, да на озере тукает лодочный мотор.
Налили по второй. Алексей сказал, что пьет за школьных друзей и за тех, кто здравствует ныне, и за тех, кто сложил головы в боях за Родину. Огнева ухаживала за Андреевым — подвинула побольше хлеба, выбрала хорошего линя и положила в миску, спросила:
— Любите линей?
— Само собой!
— Я тоже.
Она добавила ему уху, хотя он и возражал.
Исподволь Григорий Петрович оглядывал Алексея Куприянова. Алешка, с которым они учились вместе, был далеким неправдоподобным началом полковника Куприянова. Андреев подумал: неужели и он, Григорий, так неузнаваемо изменился с тех пор?